Без чувств, без эмоций, выжить (СИ)

Пока я думал о том, что, конечно, примет, ему всего 4 и он не знал отца, Маша отпустила очередной шар, зажмурив глаза. Тогда я ещё подумал:

Чтобы всё было хорошо.

Чтобы всё было хорошо.

Чтобы всё было хорошо.

И так я провожал каждый последующий шар. Мне пришла в голову ещё одна мысль, не нужно распылаться на разные мысли, идеи, мечты, нужно сконцентрироваться на чём-то одном. Если бы не кромешная мгла выше фонарей, мы бы ещё долго провожали выпущенные шары в небо, но буквально через три — четыре метра они полностью скрывались во мгле.

Выпив по коктейлю в небольшом, но очень шумном баре, день начатый со слёз и трагедии завершился вечером, преисполненный нежностью и тёплом.

«Ветер перемен»

На террасе, к счастью, никого не было, и мы смогли провести, ещё немного времени без лишних глаз, сидя под мелкими и нечастыми звёздами, изредка появляющимися среди быстро бегущих туч. Томный вечер с тёплыми порывами ветра, что шелестел брезентам шатра, покрывающего стол с абсолютно бесполезным, но романтичным прозрачным чайником, в котором распускался затейливый цветок спрессованной горошины зелёного чая. Вкус был отвратительно горьким, а вот процесс набухания цветка в бликах свечи-таблетки, был очарователен. Правда, когда в воскресенье накануне этот запарник попался мне на глаза с ценой в пятнадцать евро, не задумываясь, преподнёс его в дар теперь уже своей половинке, был встречен насупленным молчаливым взглядом, как, собственно, и другие подарки. Ужа, казалось, что наши отношения ей в тягость и вымучены ею, как она прижалась сегодня к моему плечу щекой и сжав мои пальцы, так что теперь наши пять чередовались и образовали что-то наподобие захлопнувшейся ракушки. Может же такая мелочь, стать приятным штрихом, который вдруг раз и зачеркнул твои сомнения.

Утро же было по контрасту неприветливым. Ветер взвывал в металлической крыше, что была этажа так на три выше нас, но сквозная вентиляция векового здания доносила этот вой, таким гулом, что это могло послужить контекстом лишь к трагедии. Навес над террасой трепыхался, словно отбивался в предсмертной агонии, а старые деревянные рамы боковых окон, жалобно поскрипывали под натиском природы, возмущённо посвистывая.

В тон природе мы все впадали в уныние, молчаливо теснились внутри здания, ощущая, насколько же оно тесное, когда нет тех шестидесяти, а может, и восьмидесяти или ста метров террасы, чем больше были заперты внутри, тем меньше, казалось, помещение внутри и тем, больше казалась терраса.

Осень наступала решительно, не терпя возражение, лишь моментами оставляя пару дней передышки на солнце и тепло, а в целом жизнь устремилась чередой дней однотипных событий. Заказных (сценарных) съёмок было очень мало, Стен говорил, что есть ещё заказы, но настолько экстравагантные, что цена того не стоит. Что он подразумевал под фразой «экстравагантные» остаётся лишь догадываться. Как-то Пашка спросил:

— А что заказников на этой неделе нет?

— Если ты готов быть привязан к столу и подключён к слабому току при этом заниматься сексом, то есть такой заказ. — Все промолчали, чей-то девичий голосок хихикнул в конце стола, но тут же умолк.

Хотя Пашка и стал постепенно зарабатывать на трансляциях больше, но всё же припомнив свой былой успех от сценарных съёмок, он согласился на съёмку БДСМ сессии. Для этого ранним утром они уехали, он, Стен и оператор. Вернулись уже после полудня, на виске у Пашки был кровоподтёк, на запястьях синяки, а вечером мы увидели пурпурные полосы на спине и плечах.

— Это вы ещё ягодицы не видели. — Буркнул он, натягивая чистую футболку, в которой обычно спал, но успели мы от души посмеяться, как он прорычал, что не смешно и отвернулся.

— Ну, заработал хотя бы достойно за страдания? — Даже наш всё понимающий Егор со своей отеческой рассудительностью и то, не мог сдержать смех.

В тот раз Пашка промолчал, но спустя пару дней в солнечный вечер на террасе, он всё же поведал подробности той истории. Они арендовали настоящий БДСМ клуб и зафрахтовали дамочку в лакированных длинных сапогах на высокой шпильке.

— И как? — Мы собрались группкой мартышек вокруг туриста, который дразнил нас фруктовыми изысками, Пашка томил нас долгими паузы, а мы изнывали от любопытства.

— Сначала это была такая… ну, очень странная игра. Потом я прямо хотел вырваться из этих цепей и так отлупить эту стерву, чтобы она визжала от боли. Клянусь, если бы мне удалось это сделать, я стегал бы её так, чтобы шкура у неё точно слезла.

— Даже так?

— Даже очень так! — Рявкнул он. — Она лупила меня так, что в глазах темнело.

— Зачем всё это? — Рыжая покачала подбородком. Кстати, о ней. После того случая с её мамой, наша рыжеволосая стерва прямо померкла. Мы даже искренне стали с ней дружески общаться. И стали слышать «спасибо», почему человеку нужно испытать такое потрясение, чтобы вдруг стать личностью?

— Не знаю зачем. — Рявкнул Пашка, театрально поморщившись для трагичности своей истории.

— Почувствовать кайф после, — рассмеялась Настя.