Без дна

— Да нет, — отозвалась госпожа Каре, открывая дверь, — это походка Жевинже.

И правда, в своем синем дождевике и мягкой шляпе на пороге появился астролог. Картинно поклонившись, он потерся перстнями, которые унизывали его толстые пальцы, о руки присутствующих и поинтересовался, куда делся звонарь.

— Пошел к плотнику. Треснули дубовые балки, которые поддерживают большие колокола. Луи боится, как бы они не обрушились.

— Черт возьми!

— А что там с выборами? — спросил Жевинже, продувая трубку.

— Неизвестно. Результаты голосования объявят сегодня вечером, часам к десяти. Однако и так все ясно, Париж вконец рехнулся. Нет никакого сомнения, что генерал Буланже пройдет на ура.

— Средневековая пословица утверждает: «Когда зацветают бобы, на свет Божий являются и бобовые короли». Но сейчас вроде не сезон.

Извинившись за опоздание, вошел Каре. Пока жена ходила за супом, он обул домашние туфли и принялся объяснять гостям, подступившим к нему с вопросами:

— Сырость разъела железные обручи и сгноила дерево. Брус прогнулся. Без плотника не обойтись. Он обещал, что завтра будет здесь вместе со своими мастеровыми. Ладно, слава богу, я снова дома. На улице у меня кружится голова, я словно шалею, теряю уверенность, веду себя как пьяный. Мне по-настоящему хорошо лишь на колокольне или здесь, у себя. Передай-ка, жена, салат.

И звонарь принялся перемешивать сельдерей, селедку и мясо.

— Какой приятный запах! — воскликнул Дюрталь, вдыхая пряный аромат селедки. — Он навевает мысль об очаге с навесом, потрескивающих ветках можжевельника, о доме в большом портовом городе. Мне чудится дух смолы и просоленных водорослей, витающий над закоптелой позолотой селедки, как будто покрытой легким налетом ржавчины. Язык проглотишь! — похвалил он, попробовав салат.

— Специально для вас приготовлю его еще как-нибудь, господин Дюрталь, вас ублажить легко, — улыбнулась госпожа Каре.

— Увы! — подхватил шутливо ее муж. — Тело его ублажить нетрудно, а вот душу… Как вспомню о его горьких афоризмах в тот вечер… Все же мы молимся, чтобы Бог его вразумил. Знаешь, — обратился он неожиданно к жене, — давай помолимся святому Ноласку и святому Феодулу, которых всегда изображают с колоколами. Мы ведь им не чужие, они наверняка придут на выручку людям, которые почитают и их самих, и колокола.

— Обратить Дюрталя могут лишь явные чудеса, — заметил Дез Эрми.

— Колоколам это ничего не стоит, — изрек астролог. — Я где-то читал, что когда умирал Исидор Мадридский, ангелы провожали его похоронным звоном.

— Таких случаев великое множество, — воскликнул звонарь. — Колокола сами собой звонили, когда святой Сигисберт пел «De profundis» над телом мученика Плацида. А когда убийцы бросили труп лионского епископа святого Эннемона в лодку без весел и парусов, и суденышко плыло по течению Соны мимо церкви, также раздался звон — хотя на колокольне никого не было.

— Знаете, что мне пришло в голову? — сказал Дез Эрми, задумчиво глядя на Каре. — Вот бы вам заняться составлением житий святых или подготовить ученый трактат о геральдике.

— Это почему же?

— Потому что вы, слава богу, так далеки от нашей эпохи, так ревностно относитесь к вещам, которые она не знает или ненавидит, — это благородное занятие еще больше вознесло бы вас над обыденностью! Вас, мой славный друг, грядущие поколения все равно не поймут — звонить в колокола да еще относиться к ним с таким благоговением! Поэтому я и говорю, что вам бы посвятить себя какой-нибудь почтенной средневековой науке или, уподобившись монахам, погрузиться в агиографию, чтобы забыть о будничных заботах парижан и утвердиться в запредельном, в такой далекой от нас старине.

— Увы! — тяжко вздохнул Каре. — Я всего лишь бедняк и неуч, но человек, чей портрет вы тут нарисовали, действительно существует. В Швейцарии, кажется, один звонарь уже много лет корпит над фундаментальным сводом геральдической символики. Интересно только, — Каре засмеялся, — не мешает ли одно занятие другому.

— А разве ремесло астролога не кажется вам еще более опороченным и униженным? — с горечью заметил Жевинже.

— Ну как сидр? — спросила госпожа Каре. — Не слишком молодой?

— Молодой-то молодой, но пьется хорошо, — ответил Дюрталь.

— Жена, меня не дожидайся, неси пюре. Я и так вас задержал, а сейчас время звонить. Пусть мое отсутствие вас не смущает, я нагоню упущенное, когда спущусь.

Каре зажег фонарь и вышел. Его жена тем временем принесла на блюде что-то вроде пирога с золотистой корочкой, покрытой пятнами глазури.

— Неужели это картофельное пюре? — удивился Жевинже.

— Картофельное пюре, просто я подсушила его в печи — попробуйте. Я положила туда все, что надо. Мне кажется, это должно быть вкусно.