Без дна. Том 2

Да, Екатерина Юрьевна по-прежнему очень осторожна, дипломатична. Она уже давно поняла, что с этой недотрогой только так и надо, иначе опять наткнёшься на какое-нибудь растопыренное «Я этого не хочу». И такого рода осторожность, кажется, приносит свои первые ощутимые плоды: строптивица внимательно слушает. Это уже много и даёт Екатерине Юрьевне основание ровно в том же ключе продолжить: «Мне всё же кажется, ты не совсем отдаёшь себе отчёт, в каком мире мы живём…» – «Это не так. Я отдаю», – вот только когда возникло первое возражение. Екатерина Юрьевна тут же сделала поправку: «Очень хорошо, если ты УЖЕ всё знаешь и понимаешь. Тем легче мне будет донести до тебя… Итак, в этом мире надо как-то, что ли… устраиваться». – «Что значит “устраиваться”?» – «Подстраиваться. Подлаживаться. Приспособляться… А если ты этого отчего-то не хочешь… или не умеешь… жизнь в конце концов может превратиться для тебя в одно сплошное испытанье. Может, даже мученье. Не думаю, что тебе это понравится… Тем более что природа наградила тебя такими великолепными данными. Не ради же того, чтобы ты прятала всё это. Этим надо как-то, что ли, пользоваться…»

Помалкивает девушка. Поглядывает на самого отчаянного из воробьёв: он уже едва ли не на колени ей запорхнул. А по лицу ни за что не догадаешься, что у неё сейчас в голове. «Послушай, мне меньше всего хочется читать тебе какие-то лекции, но… я вообще давно… с самого первого дня, как ты появилась у нас, очень хотела с тобой поговорить, что называется, по душам. И если ты не возражаешь…» Екатерина Юрьевна немножко подождала – девушка не возразила, а это значит, добро на продолжение получено. «Не секрет, что ты сразу вызвала во мне большую симпатию. Этим объясняется, отчего я решилась пригласить тебя в свой дом. Я, как ты видишь, доверяю тебе свою дочь. Настя также очень привязалась к тебе. Такое с ней случается крайне редко. Казалось бы, всё хорошо, но… меня не оставляет ощущенье, что ты…» Екатерина Юрьевна сейчас ступает на самый хрупкий лёд. Осознавая это, старается идти дальше с предельной осторожностью. «Словом, не могу отделаться от ощущения, что ты воспринимаешь меня… как какое-то, что ли, даже зло. Да, я понимаю… Я немножко знаю твою биографию… то потрясение, которое тебе ещё совсем ребёнком пришлось испытать, это не могло как-то не сказаться…»

Непроизвольная гримаса боли на лице девушки, и Екатерина Юрьевна мгновенно решает: «Стоп! Горячо! Больше об ЭТОМ ни слова». Но чтобы предыдущая фраза всё-таки нашла достойное окончание (иначе зачем вообще её надо было начинать?): «Но поверь мне, я не от них, я не с ними, они такие же мне враги, как и тебе. Мы на одной стороне. Я с тобой». А теперь, когда девушка в очередной раз не возразила, Екатерина Юрьевна решается на самое главное. Может, именно на то самое, ради чего она вообще затевала это ой до чего ж непросто дающееся ей «выяснение отношений». «Тебе, наверное, сейчас покажется это совершенно невероятным, и всё-таки я признаюсь тебе… Мне кажется, мы с тобой даже чем-то очень похожи. Мне думается, мы могли бы стать с тобою как-то, что ли… ближе… Даже друзьями. С определённой, разумеется, поправкой на возраст… Но дружба бывает разной… Вообще, мне кажется, я могла бы по жизни быть очень полезной тебе. Потому что я намного опытнее тебя и могла бы в любую минуту дать хороший совет. Оказать какую-то помощь. Мне кажется, тебе очень не хватает именно такого рода взрослой поддержки. Но и я… не скрою, я иногда чувствую себя очень одинокой. И будь мы как-то ближе… нам было бы проще».

Екатерина Юрьевна вначале и не заметила – движение инстинктивное, бессознательное – как положила руку на дальнее от неё плечо девушки. «Дальнее» оттого, что они сейчас продолжают сидеть, касаясь друг друга плечами. А уже заметив, осознав, решила: «Пусть так и будет». Одновременно почувствовала, как забилось её сердце. Так оно билось только в её ещё совсем незрелые годы, когда неумело обнимали первые ухажёры, такие же неопытные и робкие, какой была тогда и она. «Так что? – попытавшись заглянуть в глаза девушки. – Что ты на это скажешь?»

Ох! Подслушал бы её кто-нибудь сейчас. Не поверил бы собственным ушам. Это до какого же состояния Екатерине Юрьевне надо было дойти или до чего она себя довела или её довели, чтобы, видите ли, какую-то там дружбу едва ли не как милостыню выпрашивать?! И у кого?.. У собственной гувернантки! Словом, она унижается, вымаливает и что же в конце концов слышит в ответ?