Без единого выстрела

Мама помолчала, звякая посудой и поминутно хлопая дверцей холодильника. На столе, словно по волшебству, одна за другой возникали разные вкусности: масло в памятной с детства хрустальной масленке, вазочка с земляничным вареньем, старенький сливочник, в который мама всегда переливала сметану из пакетов и, наконец, огромная тарелка с пышными оладьями, до которых в детстве Чек был большим охотником. Чек вдруг понял, что голоден как волк.

- Совсем ты у меня вырос, - сказала наконец мама, возясь у плиты. Вырос, возмужал и научился странно шутить. Раньше твои шутки не были такими мрачными. У тебя что, несчастная любовь?

- В некотором роде, - ответил Чек и с ходу перестроился на привычный шутовской тон, которым пользовался всякий раз, когда хотел избежать серьезного разговора. - Я по уши влюбился в американского президента того, чей портрет на стодолларовой купюре, - а этот негодяй не отвечает мне взаимностью. Как быть, а?

- Попробуй накрасить губы, - в том же тоне ответила мама и села напротив него.

- Кому? - с набитым ртом спросил Чек, испытывая огромное облегчение от того, что разговор ушел в сторону от его неприятностей.

- А это как тебе больше нравится, - сказала мама. - Можешь себе, а можешь портрету президента.

- Накрашу портрету, - решил Чек, - а то меня с подмалеванными губами на работе не поймут.

Он немедленно пожалел о сказанном: упоминание о работе давало маме возможность задать вопрос, ответ на который мог послужить началом неприятного для них обоих разговора. Чек знал, что разговора не избежать за этим он сюда и пришел, - но хотел сам выбрать подходящий момент. Сейчас такой момент еще не настал.

- А что нового на работе? - конечно же, спросила она.

- На работе новостей сколько угодно, - в прежнем легком тоне ответил Чек, - но, боюсь, тебе они покажутся скучными. Мне поставили новую машину. Машина - зверь. Два процессора, оперативная память втрое больше, чем у прежнего моего компьютера, видеокарта с...

- Да, - перебила его мама, - этих новостей мне не понять. Скажи лучше, дождусь ли я когда-нибудь внуков? Чек поскучнел и даже перестал жевать.

- Ну, мама, - протянул он. - Ну, к чему опять этот разговор? Зачем нам обоим эта морока? Да еще, того и гляди, с невесткой характерами не сойдетесь, а я мучайся между двух огней... Ну, хочешь, я подарю тебе компьютер и запрограммирую виртуальных невестку и внука? С невесткой ты будешь делить кастрюли, а внука воспитывать. И никаких проблем. А?

- Виртуальный шалопай, - сказала мама.

- Какой есть, - ответил Чек и снова налег на оладьи. После завтрака он оттер маму от раковины, вымыл посуду и выразил готовность слетать в магазин.

- Лучше посиди со мной, - попросила мама. - Фуражиром ты всегда был никудышным. Обязательно купишь дороже, чем покупаю я.

- Мама, - сказал Чек, - сейчас в любом магазине всего навалом - на любой вкус и по любой цене. Время фуражиров и очередей за маслом по талонам давно прошло.

- Да, - грустно сказала мама, - все прошло. Странное это ощущение, сынок: понимать, что жизнь прошла. Вот уже и умирать скоро...

- Вот еще, - бодряческим тоном, от которого ему самому стало тошно, сказал Чек и невольно отвел глаза. Запах корвалола упорно лез в ноздри даже здесь, на кухне, где, по идее, хватало других запахов. - Тебе еще жить да жить. Ты у меня крепкая, ты еще меня переживешь.

- Не дай тебе бог когда-нибудь пережить своих детей, - сказала мама таким тоном, что у Чека по спине забегали мурашки.

Момент назрел. Чек глубоко вздохнул, пошуршал сигаретной пачкой, закурил и посмотрел на маму.

- Послушай, - сказал он, - почему ты никогда не рассказывала мне, как умерла Аня?

Мама не вздрогнула и не изменилась в лице, из чего Чек сделал вывод, что она ждала этого вопроса давно - может быть, все долгие одиннадцать лет.

- Во-первых, ты не спрашивал, - ответила она. - А во-вторых, мне не хотелось тебя травмировать. Эта история не из тех, что рассказывают детям перед сном, - Я уже давно не ребенок, - мягко напомнил Чек.

- Это тебе так кажется, - грустно сказала мама. - А впрочем, как знаешь. Может быть, ты прав и тебе это нужно.., хотя бы для того, чтобы повзрослеть.

Чек кивнул. Обычно такие, выпады не вызывали в нем ничего, кроме глухого, не вполне осознанного раздражения, но сегодня мамины слова не встретили в нем сопротивления: возможно, он действительно начал взрослеть.

- Расскажи мне, - попросил он. - Для меня это важно.

- Ну, если так... Дай-ка и мне сигарету.

- Твое сердце...

- Если мое сердце смогло пережить смерть дочери, то несколько миллиграммов никотина оно переживет и подавно, - оборвала его мама. Чек протянул ей пачку, чиркнул зажигалкой, и она закурила, старательно, как прилежная ученица, зажав сигарету между пальцами левой руки и неумело выпуская дым изо рта. - Ей было девятнадцать, - продолжала мама, - и она решила, что уже достаточно взрослая, чтобы обходиться без моих советов. Это теперь каждый школьник, у которого есть хотя бы капля ума, стремится получить образование, чтобы не пропасть в будущем, а тогда было другое время. Ты должен помнить, ты тогда был уже большой.