Без единого выстрела[сборник] (СИ)

— Чего?

— С первым апреля!

— Сегодня 26 апреля. — пальцы Печника на кобуре от напряжения побелели.

— Ну, значит, с двадцать шестым. Подумаешь, двадцать пять дней разницы…

Теперь Печкин не выдержал.

— А ну–ка дыхни.

— Ась?

— Дыши!

— Куда?

— В трубку!

— Уйди, голубой, — Артём отошёл от Печкина. — Знаю я вас — «подыши в трубку,…а теперь я подышу в твою…».

— Слушай меня, торчок! — Печкин рывком вынул пистолет. — Или ты сейчас дышишь в трубку, или навсегда останешься импотентом!

Артём дыхнул. Трубка молчала.

— Трезвый, — прошептал Печкин. — Что, укололся?

— Ну, было дело, — признался Артём. — Идём как–то с батей по Рыжему лесу, и тут на нас как попрёт толпа ежей…

— Понятно, обкурился, — Печкин достал бланк ареста и принялся его заполнять. — А я сразу за приличного человека принял…

— Дяденька милиционер, отпустите меня, — спохватился Артём. — Меня если папка не увидит, сразу искать начнёт. И ведь найдёт. И отлупит. В прошлый раз так выпорол — я неделю сидеть не мог.

— Ага, так вас тут двое! — глаза Печника алчно засверкали. — Это ж какая премия светит…

— Нет тут никого. Один я. Одинешенек.

Артём принялся картинно плакать.

— Да ты не реви,…не реви, кому говорят… — Печкин смутился. — …мужик ведь, не баба…

Через полчаса оба сидели на пороге участка Печкина и хлестали пиво.

— А она мне говорит — «У меня есть другой», — проговорил заплетающимся языком пьяный в стельку Печкин.

— И что потом?

— Ушла.

— Насовсем?

— Насовсем.

— Сука.

Печкин отхлебнул из горла и повернулся к Артёму.

— А у тебя баба есть?

— Нет, только папка, — Артём допил пиво и выбросил в кусты бутылку. Из кустов послышался приглушённый мат.

— А мы с отцом поссорились…

— Из–за чего?

— Да из–за пустяка.

— Так иди, помирись.

— Да нет, у него же сейчас жена, дети…

— Пошли, — Артём встал и попытался поднять Печкина. — Потом жалеть всю жизнь будешь.

Печкин нехотя поднялся. Шатающейся походкой парочка отправилась в сторону Атомной ЧАЭС.

— Слушай, — подал голос Артём. — А вот смотрю — улицы у вас чистые, дома красивые…у вас что, праздник?

— Да у нас каждый день так…

— Каждый день праздник? Офигеть!

— Да нет, не каждый день праздник. Каждый день чисто.

Артём кивнул. Они прошли ещё немного, и в этот момент земля содрогнулась. Артём поднял голову и увидел, что на месте ЧАЭС в воздухе стоит огромный огненный цветок.

— Ну, я же говорил, что праздник, — Артём повернулся к Печкину. — Смотри, уже салют дают.

— Что, правда? — Печкин обнял Артёма. — Тогда давай споём.

— Давай.

И они запели.

27.03.2010 г.

Яна/Spirit/САУШИНА

Второе дыхание

Нет больше этой жизни в вечном страхе! Короткая очередь, чернобыльский пес отлетает к противоположной стене и мешком падает на землю, издав предсмертный полухрип–полурык.

Нет больше войне! Неожиданно появляются силы, и я отбрасываю прыгнувшего на меня слева пса мощным движением, он недовольно скулит, а я посылаю ему вслед несколько пуль, точно в уродливую башку.

Нет больше одиночеству и страху получить ножом в спину! Рывок, устремляюсь к выходу, попутно ногой отшвыривая очередную тварь.

Нет больше бессмысленному существованию! Я в паре метров от заветного проема, но с ног меня сбивает слепая шавка. Невероятно сильное желание жить заставляет меня перевернуться на спину, достать нож и вспороть гадине брюхо. Еще две. Ну, давайте! Я полон решимости, я переполнен ею — никто не посмеет убить меня, никакое порождение Зоны не посмеет дотронуться.

Собаки чуют опасность, они жалобно скулят, припадают к земле и тут же срываются с места, бегут, трусы!

Нет больше Зоне в моей жизни!! С автоматом в одной руке и с окровавленным ножом в другой, я вылетаю из бывшего магазина. Я не дойду до Монолита. Я сильнее этого, я получил именно то, что хотел, я понял свою жизнь, понял, что мне от нее нужно. И я уйду из Зоны, прямо сейчас.

Площадь пустынна, никого нет. Монолитовцев наша группа уже зачистила в этом районе, а никакой мутант меня не тронет, ибо человек может превратиться в существо намного более страшное, чем эти порожденные больной фантазией Зоны.

И я заживу хорошо, осталось только выбраться, всего лишь пройти дорогу обратно,

пересечь периметр.

Я бегу по площади, назад, и пусть группа одиночек, собравшаяся помогать друг другу, к которым я недавно примкнул, думает что хочет. Они пусть просят у Монолита богатства, любви и исчезновения Зоны. Я же просто уйду, вернусь назад.

Зону потрясает Выброс, внеплановый, и, как любой внеплановый Выброс, он застает

врасплох очень многих ее обитателей. Так Зона избавляется от назойливых и надоевших ей людей, которые лезут сюда, не определившись со своими желаниями, убитые горем и полные наивных надежд, злые и черствые, непризнанные гении и просто всякий сброд, отбросы общества, безнадежные романтики или неудачники. Зона устает от таких, неопределившихся и странных, чересчур амбициозных и догадливых.

Вдох — наливаются свинцом тучи, небо приобретает немыслимые, неестественные цвета, медленно они концентрируются в центре неба над Зоной. Все окружающее приобретает странные оттенки, воздух становится плотнее, нарастает рокот…