Без гнева и пристрастия

Перво-наперво освободиться от унижающих человеческое достоинство больничных подштанников. В полутьме бокса Сырцов разделся догола и с наслаждением влез в обтягивающую маечку, натянул трусы, придавшие отдельным частям тела устойчивое положение и твердую форму, присел на кровать и с наслаждением унюхал запах чистого белья. Все, хорошего понемножку.

Хромированный кольт-45 вяло поблескивал в густой серости надвигающейся ночи. Ухватистая и солидная машина, ничего не скажешь. И прицельна, и безотказна, и убедительно убойна. Но – не его. Сырцов вспомнил свой верный «баярд» и застонал сквозь зубы. Конечно, он сам виноват, бездарно подставился. Но он достанет этих сволочей, обязательно достанет! В ярости швырнул кольт на подушку и вдруг в озарении улыбнулся: скорее всего, именно этой ночью появится возможность их достать.

Одевался неторопливо: получал удовольствие от воссоединения с привычными своими вещами, с которыми к нему возвращались веселая уверенность, бесстрашный азарт и твердая убежденность в правоте своего дела.

Бесповоротно стемнело. Притих райцентр Мельники. Даже главная дорога, при которой стояла больница, молчала. И то: отбегали рабочий день деловитые грузовички, любовно позагоняли в стойла своих механических коней добропорядочные обыватели и пристроились к телевизорам, а новых русских, мечущихся по асфальту на иномарках в поисках ночной радости, судя по всему, в Мельниках не было.

Дед даст сигнал. Дед должен дать сигнал. Сырцов сидел на полу, в непросматриваемом углу бокса, а на кровати лежал болван, сооруженный из матраца. Болван лежал на кровати уютным полукалачиком, с головой накрывшись одеялом и достоверно спал. А он, Сырцов, бодрствовал.

Те не думали, что он жив. Наоборот, они были уверены – Сырцов сгорел ярким пламенем не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Из больницы им о нем не сообщили, значит, осведомителей у них здесь нет.

Сырцов просчитывал за них. Смирнов уезжает, оставляя Сырцова в больнице. Почему? Это главврачу Дед лапши на уши навешал, не узнавая своего дружка. Те же твердо знали, кого они пытались сжечь, как выяснилось, неудачно. Смирнов не взял Сырцова только потому, что раненый и обожженный Сырцов нетранспортабелен и, значит, неподвижен, как колода. Наилучший вариант – спокойно и не торопясь пробраться в больницу и без особого шума и треска кончить беднягу Сырцова из пистолета с глушителем.