Без грима. Воспоминания

Конечно, писать для нас дело трудное и неблагодарное. Жанр эстрадной миниатюры требует такого литературного аскетизма, что далеко не всякий уважающий себя автор готов на это пойти. Одни шли – и не выдерживали, уходили от нас. С другими мы расставались сами, как только понимали, что они начинают повторяться, перестают чувствовать время.

Необходимо умение спрессовать содержание почти до формулы, достигнуть обобщения в характеристике персонажа, комизма (а иногда трагикомизма) ситуации, афористичности и многого другого. Это не всегда удается. Я уже рассказывал о Назыме Хикмете. Подобная история произошла и с Алексеем Толстым. Он побывал у нас на спектакле, который, вероятно, ему понравился, и сам вызвался написать для нас миниатюру. А через полгода извинялся:

– Написалась пьеса… Но те, кто становились нашими авторами, были, в сущности, членами нашего коллектива, хотя и не числились в штатном расписании.

Поляков

Сотрудничество с Владимиром Поляковым началось до войны и продолжалось – с перерывами – почти четверть века, вплоть до начала шестидесятых, когда он организовал в Москве Театр миниатюр и возглавил его. Многие помнят Полякова – патриарха эстрады, завсегдатая московских редакций, очень остроумного человека, привлекавшего артистическую и литературную молодежь не только увлекательными байками «из прошлой жизни», которые он знал в огромном количестве и умел вкусно подать в компании, но также – своим покровительственным отношением к начинающим.

Но я-то его помню еще в молодые годы. Посмотреть на него в ту пору – вполне спокойный человек, сын почтенного зубного врача, ни за что не заподозришь в нем способность подъехать к дому своей возлюбленной – в центре Москвы – верхом на лошади. И вообще с первого взгляда нельзя было сказать, что больше всего на свете он любит фраппировать своих приятелей, а не сидеть за письменным столом.

Однажды на репетиции ко мне подошел известный акробат Леонид Маслюков, который вместе со своей постоянной партнершей Тамарой Птицыной был тогда у нас в труппе, и попросил задержаться после репетиции. Дескать, будет показываться провинциальный опереточный актер, который мечтает поступить к нам в театр.

– Зачем?! – сказал я с неодобрением. – У нас нет мест.

– Ну все-таки посмотри его. Человек старался, приехал издалека…

Я был крайне раздосадован. Что еще за самодеятельность! Но делать нечего, и после репетиции весь худсовет остался в зале. На сцену вышел наш концертмейстер, сыграл несколько вступительных тактов, после чего из-за кулис вылетело какое-то чучело в огненно-рыжем парике. Я отвел глаза от сцены. Мучение, да и только.

Но тут мои товарищи покатились со смеху и зааплодировали. Смотрю: рыжий выделывает какие-то немыслимые антраша, высоко подпрыгивает и зависает в воздухе, явно не задумываясь о том, в каком виде возвратится в исходное положение. Если это и был танец, то танец камикадзе.

И вдруг до меня доходит: батюшки, да это же Володя Поляков! Стоит ли говорить, что мы устроили ему овацию.

Как-то раз я ему сказал:

– Володя, давай сделаем миниатюру о вежливости. – Что значит «о вежливости»? – Ну, о том, что утрачены элементарные нормы в поведении людей на улице, на работе, вообще в рядовых, будничных ситуациях…

– Что же ты говоришь «о вежливости»? Это должно быть «о невежливости».

– Ну хорошо. Пусть так. Приносит он миниатюру. Едут люди в трамвае и скандалят по мелочи: дура – сам дурак; идиотка – идиот; а еще шляпу надел и т. д. Нет, говорю, плохо и нисколько не поучительно. Примитивно, лобово и вызовет в публике лишь тыканье.

Поляков обиделся и ушел. Мы с артистами стали импровизировать. Я знал, что он вернется. Он в таких случаях всегда возвращался. В результате получилось следующее.

Аудитория. На стульях сидят трое мужчин и одна женщина – студенты какого-то учебного заведения. Они слушают лекцию и записывают под диктовку: «При входе в дом надо снять шляпу и сказать: «Здравствуйте». Лектор обращается к «аудитории»: «Товарищи, а что же надо сказать уходя?» Студенты молчат. Лектор: «Уходя, надо сказать: «До сви-да-ни-я». Все лихорадочно записывают: «До сви-да-ни-я». «А если, – говорит далее лектор, – старушка упала зимой на улице, и вы ее подняли, что она должна вам сказать?» Опять молчание. Лектор пытается подсказать слово, которое начинается на букву «с». «Ну, товарищи, какое это слово?» Ответ звучит неожиданно: «Склизко». – «Нет, – говорит лектор, – неправильно». – «А как же?» – недоумевают студенты. «Надо сказать «спасибо», – поясняет лектор.

В конце лекции трое студентов вставали, благодарили лектора, говорили между собой, что лекция очень важная, а единственная женщина уносила за кулисы все четыре стула.

Практически театр самостоятельно нашел решение интермедии, и Полякову на сей раз оставалось только зафиксировать и литературно обработать то, что было найдено импровизационным способом.