Без изъяна

- Ну, не без того… Что же мне, век ждать, пока она сама соль во щи опрокинет?

Палей наклонился, нюхнул соляной ком.

- А щи у батюшки рыбные, никак с окушками…

- Круче бери: с лещом.

- И крошево по сю пору не приедено.

- И крошево тоже…

- Значит, буду Ванятку солью прикармливать со щаным духом.

- Ты киселька ему поставь. А то овес не отжатый колко есть. Палей усмехнулся невесело.

- Овес завтра в землю пойдет. Он у нас семенной. И без того я его добрую меру на жёванку стравил. Не знаю, как и обойдемся с посевом.

- А есть что будете, пока новый хлеб не созреет?

- Бес его знает. Пропадать будем.

- Бес этого не знает, - строго сказал злыдень. - Бесу на землю хода нет, тут наши места - злыдней и другой мелкой нечисти. Бесы, ежели они вообще где-то есть, в аду истопниками работают. Так что они ничего в здешних делах понимать не могут.

- А вы понимаете?

- Мы оченно хорошо понимаем. Не только злыдни, но и домовые, овинники, гуменники, банники опять же… полевики тоже, только они тупые, спасу нет. Есть еще лешие, кикиморы, шишиги, водяные да омутинники, а из пропащих людей - русалки и игоши. Но это народ темный, по глухим углам ютится, и настоящей образованности в них нет. Настоящая образованность только в злыднях и упырях. Но упырю и грамота не впрок, ему бы крови напиться да спать завалиться. Смотрит в книгу, а видит фигу. Так что лучше нас, злыдней, никого нет.

- А люди?

- Что люди? Вы народ крещеный, правда жизни от вас скрыта. Вспомни, какой для вас самый страшный, первородный грех? Познание добра и зла! Так что вы самые темные и есть. Сквозь землю видеть не можете, птицей обернуться не умеете, зверей не понимаете, да и себя самих не гораздо.

- Почему же тогда люди весь свет заполонили, а вашего народа от земли чуть?

- Потому и заполонили. Что вам еще делать, как не плодиться? Вот поумнеете, и начнется людскому роду перевод. Среди ученых и сейчас половина без семьи живет, а у прочих по одному сыночку, худому да бледному. Холят его, лелеют, а толку - чуть. Понимать надо: откуда толку взяться, если сыночек уже и не человек почти, а нежить, немочь бледная, вроде духа бестелесного или, напротив, игоша, - злыдень посмотрел на Ванятку, почесал коготком промеж рогов и добавил: - К Ванятке твоему это не относится, по вам Лихо безглазое прошлось. Но теперь я появился, - злыденек выпрямился во весь двухвершковый рост, - так мы еще с Лихом поратуем, посмотрим, кто кого! Значит, так: я пошел на промысел, а ты Ванятке кисельку поставь, а то он до нового хлеба не доживет. Еще бы ему курочку хорошо, бульонцу с белым сухариком…

- И дурак знает, что воскресенье праздник, - заметил Палей. - Было время, были у нас и курочки, да откудахтали.

- Ничего, не вешай носа, а там и курочкой разживемся! - крикнул злыдень, исчезая.

Явился обратно с большим блюдом наперевес, весь светясь торжеством.

- А вот и курочка! - он поставил блюдо на пол, почесал темя и признал удрученно: - Ну, не совсем курочка, лучшие куски баре съели, а этим побрезгали. Но нам и такого довольно. А что жареная, так навару больше будет. Французы свой жюс только из жареного каплуна и делают. Так что давай ее в горшок. Ваньку бульонцем попоим, а тебе ребрышки пососать - тоже дело.

Палей поглядел на остатки жареной курицы и заметил:

- Блюдо никак серебряное.

- Верно, - согласился злыдень. - Баре завсегда на серебре кушать изволят.

- Надо бы его назад снести.

- Правильно говоришь. Хватятся хозяева блюда - повара пороть велят, лакей за воровство в каторгу пойдет, а вина на тебе. Оно и в сказках говорится: Жар-птицу бери, а клетку не трожь!

- В таком разе давай сюда жареную птицу, - засмеялся Палей, - а клетку ейную тащи обратно.

Целый вечер злыдень носился как угорелый, что-то притаскивая и утаскивая, а Палей пошел в амбар, готовиться к завтрашнему севу. Из двух наделов земли одна полоса была у него с осени засеяна рожью. Зеленя перезимовали хорошо и уже входили в трубку. Вторую полоску, ту, что с утра перепахивал, сметил под яровые. Овсом хотел засеять, овес всегда в цене. И все бы хорошо, кабы не смертное Лихо. В одну зиму Палей прожился дотла. И то подумать: куда вдовцу с младенцем? Ни повинностей избыть, ни на заработки поехать. Теперь сев подошел, а семенного зерна не в обрез даже, а с большой недостачей.

Палей приготовил решето, остатний овес пересыпал в полотняный мешок, горстями, чтобы зерна не потерять. А закончив работу, услыхал шум. Обернувшись, увидал, что в дальнем углу возник злыдень. Волшебный хвостик, напружиненный, торчал вверх, и недаром, поскольку крохотный злыденек волочил разом два преогромных рогожных куля.

- Говоришь, хлеб едомый кончился, - закричал он, - так я, вот, овсецом разжился! Овес - брашно скотское, но в нужде и голоде и с него хлебы печем.

Палей развязал подарок, долго смотрел на то, что было в мешке. Потом спросил:

- Где ж ты такое сыскал?

Злыдень вспрыгнул на мешок, тоже заглянул внутрь. Огорченно скуксился.

- Пожалуй, это и впрямь есть нельзя. Кострики половина, хоть заново вей.

- И мышиные катышки - начерно. Такое и лошадь есть не станет.