Рисовать для андроида не составляло никакого труда, точность восприятия окружающего мира для машины намного выше, нежели для человека. Его приняли как своего, но обустраивать себе закуток в самом здании андроид не стал, а предпочел плоскую крышу, откуда открывались живописные виды. В отличие от остальных художников этой своеобразной коммуны, андроид занимался живописью.
Но, как известно, андроиды не бывают полностью самостоятельны. Всегда где-то рядом должен быть человек, которому он принадлежит или с которым работает этот уникальный кибермеханизм, созданный выполнять сложные задачи. И этот человек вскоре обнаружился.
Со стороны это выглядело случайностью, в коммуну прибыла еще одна свободная художница, Элен Макстин. Девушка лет двадцати пяти – двадцати семи, специализировавшаяся на рисовании грифелем портретов. Она с первого же дня сошлась с Солом Валкидисом, под именем которого скрывался андроид.
Элен уезжала на целый день в город, а под вечер возвращалась, иногда показывала свои наброски и рисунки соседям по коммуне, но неизменно поднималась на крышу, где обитал Сол.
В один из дней андроид набрал номер коммуникатора Элен и попросил вернуться в коммуну.
– Начинается, – коротко сказал он. – Возвращайся.
После этих слов он достал из-под импровизированной кровати матерчатый баул и вытряхнул его содержимое на пол. Жилищем андроиду служила навигационная будка, установленная на крыше. В ней некогда имелось оборудование для отслеживания мобилей и гравитакси, которое было установлено транспортной компанией. По сути, компания арендовала будку для своего оборудования. Но когда мастерская мобил-сервиса прекратила свое существование, а здание передали благотворительному фонду, который в свою очередь передал здание коммуне свободных художников, присматривать за оборудованием стало некому, и его демонтировали, установив в более удобном месте. А будка осталась. Ее-то и занял Сол.
Из баула на пол вывалился игольник, боезапас к нему, легкий бронежилет и коробка с системой персональной связи. Андроид осмотрел игольник, сунул его за пояс, а бронежилет и коробку с СПС засунул обратно. Подхватив баул и мольберт, он вышел из будки и направился к другой подобной будке, где имелась лестница, ведущая вниз.
Едва он спустился, к нему подошел один из художников, он был слегка пьян, рот его растянулся в улыбке.
– О! Сол! Ты решил выбраться на этюды?
– Да, Генри, – кивнул андроид, проходя мимо. – Вернусь к вечеру.
– Ну, успешной вылазки на природу! – напутствовал Сола Генри, поднимая сжатый кулак вверх. Он поплелся следом за андроидом и даже помахал ему рукой, когда тот отправился по дороге прочь.
Едва Сол скрылся за поворотом, Генри сорвался с места и рванул к лестничному маршу, что вел на крышу. Наконец-то ему выпал шанс пошарить в вещах этого молчаливого Сола, не принимающего участия в общих попойках, к тому же быстро сошедшегося с недавно появившейся красоткой Элен.
А ведь были времена, когда Генри пользовался успехом у женщин, мог легко соблазнить едва ли не любую. А вот с этой новенькой, с Элен, вышла промашка. Едва он подкатил к ней в своей напористой манере, как схлопотал в пах коленом, а потом она ухватила его за нос и заставила встать на колени.
Такого Генри простить не мог, но и поделать с этим тоже ничего было нельзя. Элен быстро сошлась с этим Солом, а он парень крепкий. Да и вступать в открытый конфликт было неразумно, его могли попросту изгнать. А вылететь из коммуны значило потерять все: и бесплатную крышу над головой, и возможность хоть как-то существовать.
Художник из Генри, по сути, был никакой. Он объяснял свою мазню, нарисованную в пьяном угаре, как абстрактный импрессионизм нового поколения. Пару картин ему повезло продать, но с тех пор прошло уже много времени. А жил Генри в основном за счет «друзей» по коммуне.
И вот, поднимаясь по лестнице, Генри рисовал в своем воображении радужные картины. Он решил попросту ограбить этого Сола. Взять кое-что из его картин или набросков, то, что будет более или менее ценным, а потом отправиться в город и попробовать продать. В коммуне ему уже мало кто верил на слово, все меньше и меньше друзей у него оставалось, в частности тех, кто одалживал кредит-другой на виски. Да и с женщинами в последнее время не клеилось. Даже доступная Дорис Карнаби отказала Генри уже три раза подряд. Генри собирался начать новую жизнь, и средства на нее он собирался раздобыть в будке, где обитал Сол. Последствия на данный момент его не интересовали, он, как всегда, понадеялся, что пронесет.
Но каково же было его разочарование, когда он открыл дверь будки. Его недавний собутыльник, Чез Ставински, уже вовсю шарил по углам.
– Эй, приятель! – окликнул Чеза Генри. – Ты не охренел ли часом?
– А-а, это ты, Генри? – Чез, низкорослый, полноватый добрячок, порядком струхнувший от того, что его застукали на месте преступления, расслабился. – Чего приперся? Иди, мазню свою рисуй!
– А ты чего приперся?! – вдруг взорвался Генри и ринулся на Чеза, намереваясь врезать ему. – Это была моя идея!
– А я пришел первым! – завопил Чез.