– Нет, начальник. Вспомнил все. На переезде стоял. Поезд длинный был. Рядом машина остановилась. Я глянул, а там он – Дед Мороз. Только уже без бороды.
– Как же ты его тогда узнал, раз он без бороды был? – недоверчиво скривился Горелов.
Опять в тартарары летела его стройная версия. Вот только ухватился за нить, и она снова запуталась, как у неумелой вязальщицы.
– Он шапку забыл снять, начальник, – неожиданно улыбнулся Рашидов. – Бороду снял, а шапку и шубу нет. Меня увидал и по газам. А мне его догонять не надо. Он в одну сторону покатил, я в другую.
– В какую сторону он покатил? – Горелов пододвинул к себе протокол и принялся вносить исправления.
Рашидов назвал направление. Именно туда вела дорога на полигон отходов.
– Номер машины и марку, конечно же, не помните? – снова начал ему «выкать» майор.
– Номер не помню, не видно было – снег. А марку и цвет назову. Хорошая машина. Дорогая…
Горелов остолбенел. Он совершенно точно знал, кому может принадлежать эта машина, и номеров не надо. Он знал хозяина и был уверен, что Рашидов его опознает.
– Он? – показал Горелов фото в телефоне.
– Он, точно. Без бороды точно он, – часто закивал таксист, приложил руку с шапкой к груди и заскулил: – Только диспетчеру не говори, начальник! Уволят. Я же навигатор выключал, когда туда поехал, поэтому и не нашли копии. Но протокол подпишу. Все подпишу. Всех узнаю!..
Глава 24
– Получите, распишитесь.
Белозубая улыбка кассирши Наденьки сводила с ума. И не его одного! Все споры и ругань прекращались в автосервисе, стоило ей улыбнуться и спросить:
– Мальчики, в чем дело?
Кроме улыбки у нее еще имелась потрясающая фигура, длинные ноги и очень красивые руки. Изящные пальцы были предназначены для того, чтобы перебирать струны арфы или нажимать на клавиши фортепиано, а не пересчитывать засаленные сотнями рук денежные купюры.
Так ему казалось.
– Что-то много сегодня, – удивился Стас, расписываясь в ведомости. – Никакой ошибки?
– Нет. Хозяин решил тебя повысить в должности. И оклад тоже. Премию за сверхурочные еще добавил. Забыл, как неделю работал до полуночи?
Ничего он не забыл. Согласился работать, чтобы не идти в пустую квартиру. Даже с новеньким ремонтом она казалась ему чужой и неуютной. Наташка его бросила. Собрала свои вещи после очередной перепалки и ушла, бросив напоследок:
– Ты придурок! Пусть тебя, кто хочет, тот и терпит. Я больше не стану.
– А чё я такого сделал-то?! – возмущался он и, пытаясь ее остановить, встал у двери.
– Ты слишком много себе позволяешь! – выпалила Наташка и приложила пальчик к опухшей нижней губе. – Это кто сделал? Пушкин?
– А чё ты вечно нарываешься? Я же сказал тебе, не водить в дом чужих? Еще в прошлый раз сказал. А ты что?
– А я пригласила коллегу по работе пивка попить. И что? Это преступление?
– Ключевые слова, Наташа, «пивка попить». Сколько вы его выжрали, когда я с работы приехал? По два литра на лицо?
– По полтора, – поправила она и глянула с вызовом. – Много, что ли?
– Мне нужна нормальная девушка, без вредных привычек, – начал он говорить, размахивая руками. – Я предупреждал тебя! Не хочу повторить судьбу своих родителей алкашей. А ты…
– А я ухожу, раз ты такой правильный…
Наташка ткнула его тяжелой сумкой в колени, и он пропустил ее. Она вышла, громко хлопнув дверью, и больше не появлялась. Стас из гордости ей не звонил и не искал встреч, хотя скучал, сильно скучал. Даже оставался работать по две смены, чтобы пустота не ощущалась так остро, когда он возвращался домой.
А тут еще знакомые по детскому дому рассказали, что видели Наташку с каким-то парнем.
– Крутой чувак, Стас. При бабле, – рассказывал один. – На тачке. Натаха вся разнаряженная, на переднем сиденье с ним рядом. Простишь, если вернется?
– Нет, конечно! – фыркнул он тогда в ответ и беспечно добавил: – Добра такого, знаешь, сколько!
Но скучал, и не столько по Наташке, сколько по жизни, которой они зажили вместе.
Кто-то ждет его, встречает после работы. Утром провожает, бутерброды в карман сует. По воскресеньям гулять надо с кем-то, за город ездить. Наташка подходила – до тех пор, во всяком случае, пока не стала на стакан наседать.
Этого он потерпеть никак не мог.
– И еще вот в этой ведомости распишись, Стас, – ткнула пальцем Наденька в строку напротив суммы в десять тысяч.
– А это за что?! – вытаращился он.
– Это хозяин тебе подъемные решил дать, как сироте. – Надины щеки покрылись нежным румянцем. – Извини…
Смешная! Сиротство это не проказа, а приговор судьбы. Тут главное: как этот крест кто несет, с чем в результате останется. И с кем.
Он расписался, взял деньги, даже не пересчитав, сунул в карман, шагнул от ее стола и вдруг остановился.
– А что ты делаешь сегодня вечером, Надя?
Он так разволновался от своей смелости, что ладони вспотели. Все знали, что Надя девушка серьезная, никого к себе близко не подпускает из сотрудников. Да никто особенно и не пытался. Надя была племянницей хозяина, и тот, принимая на работу, сразу предупреждал:
– Обидишь, скальп сниму…