Погода улучшалась, становилось все теплее и теплее. Май скоро полностью вступит в свои права, и тогда она будет проводить здесь больше времени. Она будет приносить сюда еду и, усевшись поудобнее рядом с могилой сына, будет читать. Еще ей здесь хорошо думалось. Она собиралась решить, какой ответный шаг предпримет для того, чтобы отомстить своей дочери за контакты с Кевином. Иногда Луиза замечала, что муж сидит и смотрит куда-то в пространство. В такие моменты она интуитивно понимала, что мысленно он находится не здесь, а где-то рядом с дочерью. Вероятно, ему было очень тяжело смириться с тем, что его любимая дочь стала проституткой, да к тому же еще наркоманкой. Луизе тоже было нелегко признать это. Поначалу она рассчитывала на то, что он откажется от дочери так же, как это сделала она. Но очень скоро стало понятно, что он не сделает этого. Она заставляла его отказаться от Марии, но дочь слишком сильно привязала отца к себе. И вот сейчас она снова угрожает Луизе. Она хочет отнять у нее Кевина. Последнее обстоятельство просто лишало Луизу рассудка. Кевин простил Марии все. Может быть, она даже позволяет ему дотрагиваться до себя, как она позволяла прикасаться к себе всякому. Луиза тотчас же отогнала от себя эту мысль. Она в глубине души знала, что ее муж не способен на это. Однако Мария еще в детстве могла из него веревки вить. С самого ее рождения он был опьянен ею, словно сладким дурманом. Между ними все-таки была какая-то незримая связь.
Нельзя описать словами то унижение, которое испытала Луиза, когда ей сказали, что ее дочь отчислили из школы, потому что застукали с учителем математики. За пять сигарет она была способна переспать с любым парнем из своего класса. Друзья стали с сожалением поглядывать на Луизу. Мария пускалась в одну сексуальную авантюру за другой. Для нее совершенно не имело значения, как реагирует на это ее мать. Била ли она ее, унижала, отправляла ли в приют для трудновоспитуемых, Мария не менялась. Иногда Луизе даже казалось, что Марии нравится издеваться над ней. Между ними, по сути, шла война, которую выиграла Луиза. В тот день, когда Марию заключили в тюрьму, Луиза наконец почувствовала невероятное облегчение. Она даже отпраздновала тот день: в абсолютном одиночестве подняла тост в память о Маршалле, сказала ему, как она любит его и что вот сейчас его сестра расплачивается за его смерть, как и должно было случиться. В конце концов, Мария получила то, что она заслужила. И совсем не из-за того, что она убила Бетани и Каролину, нет. Они были обыкновенными шлюхами, такими же, как она сама. Мария расплачивалась за смерть любимого сына Луизы, который оказался просто не способен дышать одним воздухом со своей сестрой. Это был честный, добрый мальчик, который умер из-за Марии, по ее вине.
В тот день, когда Марию посадили в тюрьму, брак Луизы, по сути, приказал долго жить, потому что Кевин так и не простил своей жене, что она выступила свидетелем на процессе. А что ей оставалось делать? Она видела свою дочь в тот день вместе с Бетани и Каролиной. Она видела, как они спорили. Ей просто пришлось сказать всю правду. Она не могла лгать правосудию, не могла пособничать убийце.
И теперь вот Люси, которой уже тридцать лет, выходит замуж за этого поганца Микки, потому что убеждена, что ни один нормальный человек не захочет связать с ней свою жизнь. Господь свидетель, Марии за многое придется ответить в этой жизни, и Луиза сделает все, что в ее силах.
Погруженная в свои тягостные думы, Луиза не заметила, что поодаль стояла Карен Блэк и, не сводя глаз, наблюдала за ней. Она также не заметила и местного священника, который наблюдал за ними обеими.
Отец Бойд подошел к ней ближе. Луиза наконец заметила его и улыбнулась:
— Добрый день, святой отец.
— Могила выглядит превосходно. Как жаль, что не все люди помнят своих усопших.
Он обвел взглядом заброшенные могилы, находящиеся поблизости, и глубоко вздохнул.
— Это то немногое, что я могу сделать для него, святой отец. Он был очень хорошим сыном.
Как обычно, когда она начинала говорить о сыне, слезы подступали к ее глазам. Отец Бойд провел рукой по своей лысой голове и сочувственно улыбнулся:
— Да, он был хорошим мальчиком, ваш Маршалл. Он также усердно прислуживал в алтаре.