Без любви не считается

Какими колесами они этих операторов кормят? Я бы тоже сожрал парочку. Вернувшись в спальню, натягиваю джинсы и свежую футболку и цепляюсь взглядом за проход в прихожую. Память подкидывает картинку из вчерашней ночи: миниатюрная девушка стоит в дверях, ее черное короткое платье открывает длинные ноги, светлые растрепанные волосы лежат на плече, а на лице жирная надпись – «хочу тебя». Странно, что она не осталась до утра, сигналы были отчетливые и недвусмысленные. Наверное, ей позвонил… Как там его? Антоша? Андрюша? Запускаю пальцы в волосы и убираю их со лба, прерывая размышления. Это не мои проблемы.

Телефонный звонок бьет по ушам, и я уже собираюсь отклонить вызов, но имя на экране не позволяет этого сделать.

– Доброе утро, Вьетнам! – орет Дима и заходится в диком хохоте.

Если бы мы не работали вместе, то я вырвал бы ему язык еще пару лет назад.

– Чего тебе? – шумно вздыхаю я.

– Когда тебя ждать?

– А что?

– Никто не бесил меня уже сутки, – язвительно отвечает он. – Я же говорил еще пару дней назад, что у нас сегодня вечером намечается небольшая семейная тусовка.

– И при чем здесь я?

– При том, что ты мой братан.

– Я тронут, конечно, но ты и сам знаешь, что все это…

– Значит, с малолетками тусить и студенток цеплять ты можешь, а провести время с другом, который…

– Не скули, – перебиваю я, точно зная, на сколько может затянуться его обиженный монолог. – Скоро приеду.

– Супер! Сможешь заскочить куда-нибудь по пути и привезти фруктов? Только никаких персиков!

– Ладно.

– Стой, не отключайся!

– Что еще?

Из динамика слышится шорох, а в следующую секунду меня чуть было не оглушает взрыв из битов и треска барабанной установки. Бью пальцем по красной кнопке и недовольно закатываю глаза. И почему я решил, что, сбежав из психушки, перестану встречать психов?

Дергаю за ручку двери, и она поддается без труда, открывая передо мной светлый и просторный холл. Действительно, зачем запирать дом, если он уже давно превратился в проходной двор для всех и каждого? Где-то в глубине играет музыка, из столовой доносятся приглушенные голоса. Снимаю кеды и убираю их в свой персональный шкаф для обуви, не забыв пихнуть ногой несколько пар мужских кроссовок, валяющихся у стены. Сколько еще раз мне нужно повторить этим кретинам, что их мамочки с нами не живут?

Сжимаю в руке пакет с фруктами и направляюсь на кухню, рассчитывая скрыться в своей комнате прежде, чем кто-то из ребят меня выцепит. Открываю стеклянную дверь, запах приправ и запеченного мяса ударяет в нос и пробуждает зверский аппетит, но это будоражащее ощущение длится недолго.

– Привет! – оборачивается Соня и крепче сжимает в руке огромный кухонный нож, лезвие которого усыпано мелкой крошкой укропа. – Ты все-таки приехал?

Какой тонкий намек на то, что она очень бы этого не хотела, но я прекрасно понимаю, что все ее слова и действия – ложь и провокация.

– Я живу здесь, если ты забыла. И к слову, куда дольше, чем ты.

Соня поджимает губы и возвращается к измельчению зелени, а я опускаю пакеты на небольшой стол перед двухкамерным холодильником. На серых металлических дверцах развешаны полароидные фотографии, сделанные Мышью четыре года назад на новогодней тусовке. Задерживаю внимание на одном из кадров, где Дима и Рома сидят у меня на коленях, нацепив красные колпаки. Отличное было время, первый год нашей музыкальной общаги, в которую мы превратили этот дом, никаких постоянных баб и разговоров о правильном питании.

– Марк, может, нам уже стоит поговорить? – спрашивает Соня.

– Давай лучше с Димой, он это больше любит, – отмахиваюсь я, шагая к двери, чтобы убраться отсюда как можно скорее.

– Ты так и будешь вести себя, как козел?

– Пока ты ведешь себя, как чокнутая сталкерша, – да.

Покидаю кухню и, минуя широкую арку, что ведет в столовую, наконец добираюсь до лестницы в маленькой гостиной. Правда, успеваю подняться лишь на середину пролета, оставшись незамеченным.

– Руки вверх! – раздается за спиной веселый голос.

– Дим, я купил фрукты. Они на кухне. Отвали.

Слышу громкий топот и ускоряю шаг, но он ловит меня за плечо в коридоре второго этажа и разворачивает к себе лицом. Его глаза округляются, улыбка тянется от уха до уха.

– Выглядишь, как комок шерсти, сблеванный котом, – смеется он.

– А ты, как пожеванная бабкой жвачка, которую она нашла под автобусным сиденьем.

– Эу, – кривится Дима. – Ты победил.

– Супер, а теперь иди на хрен.

– Мышь искал тебя.

– Вся работа завтра.

– Ты что, бухал? – он трет пальцами нос.

– Да, Дима. Я бухал. Еще вопросы есть?

– Спустишься к ужину?

– Нет.

– Но я хочу тебя с ней познакомить, – обиженно говорит он.

– И ты не боишься, что я и ей под юбку залезу? – Бросаю козырь в надежде, что Диме больше нечем будет крыть, но на его лице появляется то самое выражение родительского умиления, которое бесит меня больше всего.

Он хлопает меня по плечу и шагает назад к лестнице, бросая коротко:

– Ужин в семь!