Прошла мимо дома Ольги Ивановны, но даже желания не возникло зайти к ней и разузнать про внезапный ливень.
Еще три дня я пролежала с температурой, с лицом землистого цвета. Но хворь тела была несравнима с муками напавшего на душу уныния. Невозможно было молиться и даже просто думать о чем-то хорошем. Был момент, когда захотелось утопиться в речке, хорошо, что я была не в силах идти дальше обеденного стола.
Через три дня соседи пригласили на знатную уху — в нашей речке поймали метровую щуку. Родители силком, под руки притащили меня на другую улицу и усадили за стол. Все радовались, обсуждая ту щуку, которая еще час назад была жива. Я не могла ни есть, ни пить, ни объяснить, что со мной происходит. С большим трудом я сдерживала в себе крик, чтобы все замол-чали! «Господи… Господи, — сумела я произнести внутри себя. — Господи, помилуй!» И вдруг — в одно мгновение вся хворь и мука оставили меня, будто и не было! Целая скала с души свалилась. Все сразу стали родными и близкими. Господи, как мало человеку надо! Я влилась в веселый разговор, выпила, как все, водочки. И заплакала. Отчего — тоже не могла объяснить. Все, конечно, подумали — от того, что болезнь ушла, даже видимым образом. Я порозовела, и народ обрадовался:
— Давно бы так… Водка от всех болезней… Сразу на человека стала похожа…
— Колдунья она у нас, — вдруг сказал кто-то.
— Колдунья, колдунья, — поддержал народ.
— Глупостей только не надо говорить… — оборвала я.
— Какие же глупости? Кто ливень вызвал? Мы, понимаешь, отправились на станцию, солнышко светит, птички поют. Дошли до середины, и вдруг ни с того ни с сего ливанул дождичек. Мы в секунду до ниточки промокли, еле до станции нагишом дошли… Чья работа?
— Я-то тут при чем?
— Мы тебе очень-очень благодарны, — закричал народ усиленными водочкой голосами. — Молодец! Колдуй в том же духе…
— Знаете что! — обиделась я. — Выбирайте выражения: я не колдунья.
— Один фиг: наколдовали, намолилась… С этой своей старушкой-подружкой… Ха-ха-ха! Выпьем за потушенный пожар!
— Что ж вы такое несете, нехристи! Колдовство и молитва — совершенно разные вещи, — попыталась я вразумить теплую компанию. — Могли бы сейчас на головешках сидеть!
— Могли! Но не сидим! Водочку вот пьем! Значит, любит нас твой Бог!
Перекричать пьяный базар было невозможно. И я ушла, услышав вслед:
— Молодца, молись дальше. Знаем теперь, к кому обращаться.
Не стала я читать им проповедь, мол, обращаться надо к Богу и вообще благодарить Его, когда, например, спас от пожара. Глас вопиющего в пустыне.
Наконец дотащилась я до Ольги Ивановны. Увидев меня, она кинулась навстречу, обняла, словно мать родная, и выдохнула:
— Жива… Как дьявол-то на тебя набросился… Давай поедим, я щец сварила, с тушенкой. Всё жду, жду, когда же ты придешь. Ай-яй-яй, дите ты мое…
И мы обе хором всхлипнули.
— Тяжело как было, — наконец сказала я.
— Еще б не тяжело!..
— А вы знаете про мою болезнь? — удивленно спросила я.
— Как же не знать, — удивилась Ольга Ивановна. — По три раза на день прибегала. Тебе разве ничего не сказали?
— Нет…
— Ну, Бог с ними со всеми! — сказала она, пододвигая ко мне миску наваристых щей. — Кушай, кушай! Ничего, пройдет. Это они не хотят Божиего чуда признавать…
— А что, всё-таки чудо? — спросила я.
— Как хочешь, так и всяк думай! Свернулся огонь-то, нету… Ты почаще в лес сейчас ходи, от людей бегай, а то такого наговорят. Меня уже колдуньей прозвали.
— И меня тоже, — рассмеялась я.
— Ничего, переживем и это. За неблагодарных Бог благодарит. Мы этого дьявола прогоним, — и Ольга Ивановна потешно затопала ногами. — У-ух, пошел! Не трожь Наташечку! Ты кушай, кушай, душа моя…
И это ласковое «душа моя» в одночасье привязало меня к ней на всю оставшуюся вечность.
«Моисей, что ты вопиешь ко Мне?»
Столь «эффективный» крестный ход, который совершили с Ольгой Ивановной, имел последствия, о которых стоит рассказать. Случившаяся после него внезапная, тяжелая и необъяснимая моя болезнь сыграла роль хорошей вакцины против тщеславных помыслов при случающихся чудесах; с другой стороны, научила меня не бросаться сразу на любую амбразуру, но сначала поразмыслить и помолиться, чтобы узнать волю Божию на сей предмет. Но самое главное — не дала развиться «звездной болезни» приписывать себе лавры «чудотворицы», а относить чудеса исключительно вмешательству Бога, который «где хочет, нарушает естества чин», вплоть до изменения законов природы.