Без любви

Дядя Володя ничего больше не спросил. Он достал с полки старую кастрюлю, в которой варил корм свиньям, и поставил на газовую плиту. В это время он начинал готовить варево. К вечеру остынет, в восемь вечера можно кормить скот.

Рита натянула старый спортивный костюм, который привезла с собой из дома. Она была не прибрана, не накрашена, волосы свисали сосульками. В таком виде пошла на кухню. Игорь сидел за столом, пил воду из большой кружки. Дядя Володя уже поставил на плиту корм для свиней и наливал в чайник воду из-под крана. Увидев племянницу, он спросил:

— Ну, что с ребенком-то? Ищут?

— Не-а, — Рита села на стул, подложив под себя правую ногу, и взяла с подоконника яблоко, подгнившее и сморщенное. — Они занимаются не тем делом. Вместо того чтобы искать ребенка, они каждый день надоедают мне с глупыми вопросами, типа того, как я рожала, сколько раз в день с ней гуляла, как она развивалась.

— Так какое отношение это имеет к тому, что ребенка украли? — возмутился дядя Володя. — Развивалась и развивалась, а если бы она не развивалась вовсе, ее что же, не украли бы?

— Вот и я говорю, — с аппетитом жуя яблоко, продолжала Рита, — не могут найти. Такая у нас полиция. Стараются делать вид, что работают, и нас каждый день непонятно зачем дергают. А у меня уже нервы на пределе! На что мне рассчитывать? Что она сама домой придет? Прислали к нам в Дубровск якобы опытного следователя из Москвы, а он еще тупее наших. В первый день меня допрашивал какой-то местный следак и то лучше этого Танова. Глупых вопросов не задавал.

— Так вы потому ко мне приехали?

— Да, — подтвердил Игорь, — отдохнем от этого кошмара чуток, а то Ритка уже совсем извелась. Ты же сам видишь.

— Мать-то что говорит? — дядя Володя поставил чайник на огонь и тоже сел за стол.

— Дядь Володь, ну что ты глупые вопросы задаешь? — Рита принялась за второе яблоко. — Что она может сказать, если я с ней вообще не желаю ни о чем разговаривать? Думаешь, ее волнует, где ее дочь? Как она живет? Ей только набухаться с алкашами да спать под столом с голой задницей.

— Ну, зачем ты так? Она же все-таки тебя родила, вырастила. Нельзя так про мать. Она несчастная женщина, больная. Ей не позавидуешь. Такая тяжелая у Шуры судьба. Ты прости ее, не держи зла.

— Кого простить? — Рита даже поперхнулась от этих слов и закашлялась. — Кто меня вырастил? Меня воспитала улица! Если я не ночевала дома, ее это не волновало. Она никогда меня не искала. Ей было все равно, что я ем, с кем дружу, хожу ли в школу. Я не помню ни одной хорошей минуты из своего детства.

— Хватит! — оборвал Риту Игорь. — Опять старая песня. Я есть хочу, а не болтовню твою слушать. Ты меня благодарить должна, что я тебя забрал из того сарая и новую жизнь тебе устроил. А ты все время про мамашу свою песни поешь, никак не забудешь.

— Ладно, пейте чай, колбаса там, в холодильнике, хлеб на столе. А я пойду. Дел-то полно, никто за меня их не сделает.

Рита посмотрела в окно. Ветви деревьев провисают под тяжестью мокрого снега. Она подошла к буфету. Увидела старые фотографии в деревянных рамках. На одной из них узнала мать. Совсем девчонка, с косичками и большими бантами. Рядом с ней ее мать, Ритина бабка, которая уже давно умерла, она ее даже не помнит. А вот дядя Володя, повыше матери, он старше ее на два года. Фотография черно-белая. Мать улыбается. Рита редко видела ее улыбающейся. Когда мать напивалась, то часто смеялась. Это был пьяный смех, грубый, визгливый. Опять перед глазами возникло серо-синее лицо мамаши, ее рваный зеленый халат, из-под которого виднеется грязный лифчик телесного цвета. Он, наверное, был у нее один. Рита никогда не видела другого. А этот прямо врезался в память. А вот еще фотография. Женщина, чем-то напоминающая Любовь Орлову, и дядя Володя, совсем молодой. Рита узнала тетю Аню, жену дяди Володи, хотя видела ее, когда была совсем маленькой. Тетя Аня умерла от опухоли головного мозга, ей было чуть за сорок, а дядя Володя так больше и не женился. На другой фотографии тоже тетя Аня и дядя Володя, а с ними двое мальчишек, их сыновья Павлик и Сергей. Им повезло, родители их очень любили. Своих двоюродных братьев Рита тоже видела очень давно, оба живут в Москве. Она достала фотографию и поднесла ее к свету. Павлику на этом фото не больше пяти лет, значит, Сергею года два. Она всматривалась в лица ребят и невольно вспоминала свою Леночку.

— Ты есть будешь? — Игорь резал батон.

— А? — она повернулась к мужу. — Да, чай с бутербродом.

— Тогда наливай.

Рита взяла чайник и взглянула на мужа. На лице Игоря ни горя, ни сожаления. Кажется, его не трогает случившееся. Он очень жестокий, но намного лучше матери. Он спас ее. И она его очень любит. Очень любит. Кого ей и любить, как не его?

— Тебе когда на работу? — она наполняла чашки кипятком.

— Ты что, опять под дуру косишь? На какую работу? О чем ты вообще говоришь? Сейчас пересидим у дядьки твоего пару дней, пока все уляжется, и надо рвать когти подальше отсюда, от Дубровска, от Москвы. Поедем на Черное море. Будем там новую жизнь устраивать.