Без малейших усилий. Беседы о суфийских историях

Искусство пытается приделать ноги змее. Это ни к чему — безыскусная жизнь невыразимо прекрасна, неподражаемо чудесна. Чтобы ею наслаждаться, не надо ничего улучшать. Чем больше вы будете ее украшать, тем больше в ней будет фальши. Она все больше будет походить на лицо женщины, измазанное косметикой.

Я слышал такой анекдот. Один святой был очень сильно настроен против того, чтобы женщины использовали косметику, пудру, губную помаду и прочие средства — он был категорически против этого. А неподалеку, совсем рядом, жил другой святой, который благоволил женским ухищрениям. Первый часто повторял, что жизнь, такая, как она есть, сама по себе прекрасна, и нет никакой нужды улучшать ее — да ее и невозможно улучшить, последнее слово всегда окажется за ней. Другой же говорил, что жизнь ужасна, и надо скрывать ее недостатки.

Одна женщина ходила к обоим святым, слушала их обоих, и их рассуждения поставили ее в тупик, она не знала, как быть. Тогда она обратилась к эксперту, специалисту по логике, чтобы он разрешил ее затруднения: ведь один святой говорил одно, а другой — совершенно другое. Философ-логик, как следует поразмышляв над этим, ответил: «Тебе надо сделать следующее: красить только половину лица… ведь если два святых противоречат друг другу, возможен только один логический ответ. Надо выбрать нечто среднее, занять позицию между ними».

Вот такая история, и то же самое происходит с вами каждый день. Кто-то говорит одно, кто-то говорит совершенно другое. Что делать? Вы находите компромиссное решение — красите половину лица. И становитесь еще уродливей.

Жизнь сама по себе совершенна. Вот почему мы говорим, что жизнь — это Бог. Бог — совершенство, к которому нечего прибавить.

Искусство подходит ближе всего: его не волнуют теории, не волнует борьба — оно просто пытается добавить красок. Оно просто пытается добавить немного красоты, чтобы можно было ею насладиться. Но искусство также не попадает в цель, потому что жизнью можно наслаждаться, ничего не привнося в нее. На самом деле, только такой жизнью и можно наслаждаться.

Искусство подобно ребенку. Философия свойственна старости, искушенному уму. Вот почему мы всегда представляем себе философов древними старцами. Художники — это всегда дети, играющие на берегу, собирающие коллекцию цветных камешков.

Снова и снова в искусстве наступает пора, когда искусство становится абсолютно простым и детским. Такое было с Пикассо, и в этом его притягательность: он рисовал как ребенок. Это великое искусство, но выглядит оно, как детские рисунки, словно он играл с красками, не зная, что с ними делать… словно рисунки возникали из игры с красками. Но ребенок должен расти, потому что ребенок — это только начало, не конец, и если ребенок растет правильно, он становится религиозным. Если художник развивается правильно, он становится религиозным. Если он не растет, он остается просто художником.

Для того чтобы философу стать религиозным, ему надо проделать долгое путешествие… это очень и очень трудно, почти невозможно. Это кажется невообразимо трудным. Все его бытие стоит на кону, он должен полностью разрушить самого себя, только после этого он может стать религиозным. Вот почему философы изобрели одну игру. Игра называется теология. Это не религия, а просто уловка философов, которым хочется почувствовать себя религиозными. Они думали об истине, красоте, о том и об этом, теперь они стали думать о Боге. Теология значит логика теоса, логика Бога. Философы сделали проблему также и из Бога и принялись ее решать. Теология — это лжерелигия. Это часть философии, которая не имеет ничего общего с религией.

Для ученого хотя и трудно, но все-таки возможно развернуться на сто восемьдесят градусов и стать религиозным человеком, потому что и религия, и наука принадлежат возрасту юности. Попробуйте понять это: искусство принадлежит возрасту детства, философия принадлежит старости, а религия и наука принадлежат юности. Для обеих нужна энергия. Наука полна ненависти, религия полна любви. Наука сражается с жизнью, религия полна любви к жизни.

Ребенок ближе к юности, потому что рано или поздно он вырастет. Если он нормально развивающийся ребенок, он станет религиозным. Каждый художник, если он растет, развивается, в один прекрасный день переступает порог храма, где обитают боги. Каждый поэт, каждый музыкант, каждый танцовщик, если он продолжает развиваться, если он не останавливается в развитии где-то посредине пути, становится религиозным. Это естественный путь развития человека искусства.

Ученому надо повернуться на сто восемьдесят градусов. Он не может дорасти до религии, ему надо измениться самому, выбрать новое направление. Он легко может превратиться в философа. Множество ученых в зрелом возрасте — Эддингтон, Джеймс Джинс — становились философами. Это несложно.