Без малейших усилий. Беседы о суфийских историях

Она была просто вне себя от ярости, так что Насреддину пришлось вмешаться. Он сказал: «Погоди. Нельзя спорить с людьми в правительстве. Они, должно быть, правы — как они могут ошибиться? Нет сомнения, что им лучше известно, как обстоят дела, а ты — всего лишь глупая женщина, совершенно необразованная, и пытаешься спорить с таким большим человеком? Если они написали, что ты умерла, значит, ты умерла. Эксперты не ошибаются».

«Но я жив!» — закричал человек.

Жизнь кругом вас надрывается криком, но вам некогда прислушиваться к ней. Вы всецело доверяете экспертам. Вы продолжаете читать свою Рамаяну, свою Библию, а жизнь кругом вас кричит: «Я здесь! Посмотри на меня!» Ее крик доносят птицы, деревья, скалы, облака — но ваши уши заложены. В ваших ушах вата писаний, экспертов, теоретиков. Вы читаете книги, вы ищете истину в книгах, вы ищете жизнь в книгах.

Рамакришна любил рассказывать такую историю. Жена одного из учеников Рамакришны как-то сказала мужу, что ночью сгорел соседний дом. Ее муж был образованным человеком. Он тут же схватил газету и начал ее просматривать. Жена удивилась: «Что ты делаешь?» Он ответил: «Если бы дом на самом деле сгорел, об этом сообщили бы в новостях, но я не вижу такой новости в газете. Я не верю, что дом сгорел, — должно быть, это слухи». А ведь достаточно было выйти на улицу — но вам нужно прочитать об этом в газете, вам надо проверить, есть ли новость в газете. Газета стала для вас большим источником жизни, чем сама жизнь. Слова важнее, чем факты.

Жизнь далеко убежала от вас. Между вами и жизнью великая китайская стена из слов, теорий, писаний, религий, философий. Очень трудно пробить эту стену и добраться до жизни, вот почему вы так несчастны, так полны жажды, так голодны. Вы никогда не жили. Вы кое-как влачили свое существование.

«Но я жив!» — закричал человек. Он стал взывать к знаменитому и беспристрастному ученому и юристу, который присутствовал на похоронах.

Он допустил ту же самую ошибку, которую допускали плакальщики, потому что он был частью той же самой толпы. Иногда я подозреваю, вспоминая эту историю, что глубоко внутри себя он думал: «Может, они правы, ведь эксперты не ошибаются? Может, я заблуждаюсь?..» Ведь он был частью той же самой толпы, которой принадлежали и плакальщики. Он не был выдающимся человеком, он принадлежал к той же самой группе людей. Должно быть, глубоко внутри себя он думал: «Я чувствую, что я жив, но кто может доверять своим чувствам?» И вы подобно ему не доверяете своим чувствам. Вас одолевают сомнения. Кто знает — вдруг вы ошибаетесь? Этот человек был жив, он чувствовал себя живым, он кричал: «Я жив!», но все же он обратился к известному и беспристрастному ученому. Он обратился не по адресу.

Прежде всего, тот был ученым, то есть специалистом по мертвым вещам. Ни один ученый никогда не встречается с жизнью, это просто невозможно. Сама методология не допускает этого. Обращаться к специалисту по мертвым вещам с вопросом о жизни было бессмысленно, и это было еще более бессмысленно оттого, что тот человек был знаменитым. Когда эксперт малоизвестен, он может иной раз забыть о важности своей экспертизы, не так уж много для него поставлено на кон. Но когда речь о знаменитом эксперте, он обязан держать марку. Тогда вопрос не в том, жив человек или мертв, а в том, сумеет ли он сохранить свой престиж знаменитого ученого. Маленький человек может совершить самоубийство, но не всемирно знаменитый ученый. Начинающий ученый мог посмотреть на человека и подумать: «Возможно, он и жив». Но это продемонстрировало бы его недостаточную компетентность, его статус вызвал бы сомнение.

Чем более основательно положение человека, тем больше он заботится о том, чтобы упрочить его, и тем меньше вероятность, что он признает какой-нибудь новый факт. Он будет отметать новые факты, потому что любой новый факт, в случае признания, грозит разрушить всю систему. Люди с прочным общественным положением никогда не бывают бунтарями, это закон. Они не могут допустить восстания. Это одна из главных карт, разыгрываемых обществом против революций.

В Индии в течение пяти тысяч лет не бывало революций, потому что брахманы пользовались огромным престижем. Человек знаний был возведен на вершину лестницы, считался самым важным — человек знаний был основой общественного порядка. Кому было восставать? Ведь для того, чтобы восстать, вам следовало быть брахманом, интеллектуалом. Только интеллигенция восстает. Но если интеллигенция составляет основу общественного порядка, тогда восставать некому, тогда это невозможно. Все брахманы Индии были высокопоставленными людьми. Они не могли допустить восстаний, потому что восстание означало конец их престижа. Конец общественного порядка означал и их конец. Их существование зависело от общественного порядка. Они не могли допустить восстаний.