Без маршала Тито (1944+) (СИ)

Понятно, что коммунисты клир недолюбливают, но все-таки отношения с православными заметно потеплели после исчезновения главного раздражающего фактора — поддержки четников. Кончились «корпуса» Михайловича, большинство рядовых вступило к нам, меньшая часть — в разного рода марионеточные «милиции» оккупантов. И попы воленс-ноленс стали помогать НОАЮ.

Примерно это я и выдал Черчиллю, который тем временем занялся косплеем папы — раскуривал толстую сигару. Дымить я отказался, неизвестно сколько еще предстоит по горам бегать, здоровье лучше поберечь.

— С улемами и муфтиями у нас тоже рабочие отношения…

Хозяин едва заметно скривился — кого интересуют эти дикие мусульмане?

— Что насчет преследований католических священников?

— Видите ли, их преследуют не за то, что они католики, а за поддержку усташей и фашистов. Вот к примеру, если бы в Англии стали проповедовать необходимость убийства всех шотландцев?

— Это невозможно! — от резкого взмаха сигара едва не вылетела из пальцев.

— Потому вы и Британия, — малость польстил я хозяину и долил еще патоки: — А здесь отстали от вас лет на триста, если не больше.

Рэндольф задрал подбородок и вместе с тем поощрительно кивнул. Черт побери, этой акробатике его в итонах-оксфордах научили?

— Тем не менее, у нас есть сведения об убийствах католических монахов.

— Однажды, — я отставил стакан, — мы поймали нескольких охранников концлагеря Ясеновац и, как только выяснилось их участие в усташском терроре, разумеется, расстреляли. Один оказался францисканцем и я не сомневаюсь, что его начальство записало эту смерть в «преследования за религиозные убеждения».

— Начальство? Вы имеете в виду архиепископа Степинаца?

— Не только. Еще и папу римского. И мне кажется, как только союзники возьмут Рим, тон заявлений святого престола и, как следствие, проповеди в Югославии заметно изменятся.

Хороший щелчок по носу получился — у Рэндольфа чуть сузились глаза и приподнялась верхняя губа. А вот нехрен тут изображать, сами почти год толкутся в Италии и никак не могут добраться до Рима, а туда же, к нам претензии. Но поставки из Бари не прекращались, за что им большое спасибо, да и надеялся я, что такой затык на Аппенинах связан с подготовкой к Нормандии.

Чтобы успокоится, хозяин сделал паузу — отложил дымящую сигару на край массивной пепельницы (где только успел такую достать?), долил себе коньяка и закинул ногу на ногу:

— Вы читали «Борбу» с последней статьей Джиласа?

— О послевоенном устройстве? Где сказано и про отношения с конфессиями?

— Да, ее. Полагаете, коммунисты будут следовать изложенным там принципам?

— Почему нет? Это наиболее выгодная и выигрышная стратегия.

В статье Джилас выдал своего рода манифест «молодых», чем вызвал если не бурю, то заметное волнение. Ее активно обсуждали на партийных собраниях и спорили порой до хрипоты, а в паре случаев до мордобоя.

Как истинный марксист, Милован пошел от экономики и от необходимости индустриализации, с чем соглашались все коммунисты. С национализацией железных дорог, энергетики и банковского сектора, что прямо прописано у основоположников, и формирования таким образом общегосударственных «естественных монополий» согласились без малого сто процентов членов партии. С идеей создания производственных кластеров, которые Джилас назвал «зонами социалистической экономики», согласилось подавляющее большинство, тем более, что такие проекты существовали и при Королевстве Югославия.

А вот дальше пошли разногласия. Джилас двинул тезис, что для индустриализации заявленного размаха требуется максимальная концентрация усилий, которое федерация в реалиях Югославии обеспечить не сможет. Идею унитарного государства, состоящего не из шести республик, а из трех-четырех десятков областей, больше половины партии приняло со скрипом, и то после острой дискуссии. И еще неизвестно, как обернулось бы без неожиданной поддержки со стороны словенцев в лице Карделя и Кидрича, предложивших создавать не республики, а министерства по делам регионов.

Вот на этом фоне у Джиласа и прошла мысль, что при таких грандиозных задачах еще не хватало бодаться с верующими и клиром. Честно говоря, меня он очень удивил — коммунисты ребята упертые и у них постоянное искушение провозгласить «Кто не с нами, тот против нас». Но у сторонников более приятного мне принципа всегда больше численность, а бог, как известно, любит большие батальоны.

— Кто не против нас, тот с нами, — процитировал Рэндольфу этот принцип, как он был сформулирован Джиласом.

— Что, коммунисты готовы сотрудничать и с правительством в изгнании?

— Почему нет? Вооруженное противостояние со сторонниками короля закончилось, препятствий больше нет и до меня доходили слухи, что Тито собирался встречаться с премьер-министром.

— С доктором Шубашичем? — поднял плечи англичанин, на его рубашке встопорщились погончики с коронами. — Интересно, согласится ли на такую встречу преемник Тито.

— Вы знаете, кто он? Нет? Я тоже.

— А Джилас? — немного подался вперед Рэндольф.

И вот что ему сказать?

— Преемник не так важен, коммунисты всегда сильны массой.