Без маршала Тито (1944+) (СИ)

Округлое личико, темно-карие глаза, чуть вздернутый носик и дрожащая от испуга пухлая нижняя губка. Девушка жалобно тараторила на итальянском и уже была готова расплакаться, поскольку попытки освободиться приводили только к новым взрывам смеха.

Сколько я таких сцен уже видел, сколько еще увижу, но что-то в ее лице заставило меня крикнуть:

— Эй, приятель, полегче!

Компашка развернулась в нашу сторону, заводила передал локоть девушки приятелю и шагнул нам навстречу, демонстративно засучивая рукава:

— Иди, куда шел, целее будешь.

Остальные, человек семь, поддержали радостным гыгыканьем, как же все тридцать три удовольствия разом: берег, выпивка, бабы и подраться! Тем более нас пятеро, расклад в их пользу. А раз так, надо бить первым.

Ну я и врезал с ходу, отбив нахрен руку. Слева дважды хекнуло и чавкнуло, справа взывыло — Славко и Небош уронили двоих, а Глиша ловко пробил носком кованого ботинка по щиколотке третьего матроса. Эффект неожиданности мы использовали на все сто, нас стало пятеро против четырех, но на этом успехи и закончились — Ромео предпочел выдернуть девушку из свалки и оттащил ее в сторону, а морячки дрались умело и вдохновенно, с глухими матюками.

Один отскочил, зло ругнулся и сунул руку в карман.

Тускло мелькнуло широкое лезвие.

Я схватился за кобуру.

Бахнул выстрел из винтовки.

От перекрестка с криками «Стоять!» бежали английские патрульные.

Американцы, демонстрируя исключительный навык портовых разборок, мгновенно испарились, бросив троих валяться и стонать на земле.

— Бегом, я прикрою! — рявкнул я и кинулся навстречу патрулю.

Когда до англичан оставалось метра три, я упал поперек неширокой улочки им под ноги, крепко приложившись бедром о мостовую, но оно того стоило — весь патруль в едином порыве споткнулся об меня и полетел на землю, громыхая снарягой и оружием. Стоять остался только офицер, который вообще никуда не бегал.

Высунув голову из кучи-малы, я увидел, как вдали уматывают наши и как Ромео тянет за руку девчонку и как развевается ее юбка в горошек. На этом бы и разойтись, но когда мы встали, один из патрульных со зла попытался врезать мне по печени, я ответил, и бог весть чем все закончилось, если бы лейтенант не остановил драку.

В комендатуре мы долго осматривали ушибы — я обзавелся огромным кровоподтеком на бедре, где головка кости подходит ближе всего к коже. Англичане щеголяли синяками, и капитан в повязке дежурного с чистым сердцем шил мне нападение на патруль, что могло обернутся большими проблемами, если бы не документы члена миссии Верховного штаба НОАЮ.

Капитан вышел позвонить по телефону, через полчаса в комендатуре объявились еще два офицера, добрый и злой. Злой стращал меня трибуналом, добрый расписывал прелести сотрудничества, но оба никак не могли понять, почему меня все время пробивает на хи-хи.

Ну в самом деле, у меня так и не снятый смертный приговор, плюс разрешение Ранковича вербоваться к кому угодно. Им не помогли даже найденные у меня в карманах деньги и пара золотых: имею право, не нравится — докладывайте моему начальству.

Наконец, я согласился, но с одним условием — сотрудничать буду только с майором Билом Хадсоном. Знаю его лично, бывал с ним в деле, ему верю, а вас, ребята, сегодня первый раз увидел. Глядишь, решит Билл через меня зарытое золотишко вернуть, а я в процессе поучаствую.

На Вис мы вернулись в аккурат к прилету делегации из Москвы, опередив ее на день, который я почти целиком посвятил написанию обстоятельного отчета для Ранковича. Встречали Милована и компанию без почетного караула, но всем скопом и я очень нервничал, поглядывая на слабые позиции ПВО — вполне в духе немцев нанести внезапный бомбовый удар.

Но «дуглас» сел, скрипнула пассажирская дверь, лязгнула лесенка и на землю, чуть покачиваясь после долгих перелетов, спустились Джилас, Терезич, Кардель «и другие сопровождающие лица».

Помятый после шести с половиной тысяч километров в обход всех и всяческих опасностей, Милован все равно светился, как кремлевские звезды. Широко распахнутые глаза, прямо как из аниме, густая шевелюра дыбом, весь наэлектризованный, даром что с кончиков волос искры не летели:

— Другови, я говорил с товарищем Сталиным!

Что характерно, остальные, едва ступили на землю, тоже начали вываливать на головы встречающих впечатления.

— Товарищ Сталин высоко оценил мою статью «Положение нашего освободительного движения после Московской и Тегеранской конференций» в журнале «Новая Югославия!»

А вот это уже серьезно, это звоночек — если воззрения Джиласа признаны в Москве, то вместе с ними признано и право Джиласа на руководство КПЮ. Ну что же, не самый худший вариант…

— Сталин! Молотов! Антонов! Голованов! Комиссар Жуков! Конев! — распирало прилетевших.