Без маршала Тито (1944+) (СИ)

Сбоку клацнул зубами на ухабе и весьма затейливо выругался Марко.

— Смирите се, момци. Товарищи из контрразведки СМЕРШ, — краем глаза я засек как вскинул голову дальний от меня, в самой новой гимнастерке. — У них приказ, выполняют в меру своего разумения. Привезут куда надо, разберутся, отпустят.

Капитан опять промолчал, только поиграл желваками.

— Кстати, капитан, там наша машина осталась, кто будет отвечать, если с нее сопрут инструмент или сольют горючку?

Он не ответил, но хлопнул по крыше кабины, а когда полуторка остановилась, подозвал старшину из следовавшего позади «виллиса», перегнулся через борт и нашептал тому в ухо. Джип развернулся и укатил обратно.

Советские коллеги заняли большой частный дом, на воротах которого висели две таблички — солидная довоенная с адресом и дощечка с надписью от руки «Хозяйство Петренко». Сад вокруг дома вызвал у меня дежа-вю — будь мы в Карабурме, я бы решил, что за ним ухаживал тот же человек, что и за участком Продановичей. Прямо идентичное все, даже каменный сарайчик для инструментов.

Внутри тоже все очень похоже, наверняка типовой проект — какой-нибудь ушлый архитектор впаривал богатеньким клиентам в разных городах «эксклюзивные» чертежи.

Из щелки в двери несло канифолью и запахом горячих радиоламп, но ее закрыл шедший впереди и увидеть, какие там радиостанции, я не смог.

— Петренко у себя? — наконец-то открыл рот капитан.

— В отъезде, — бросил сидевший на входе сержант.

— Шахин! — рявкнул капитан.

Откуда-то со стороны кухни или комнаты прислуги выскочил лейтенант, совсем мальчик, с набитым ртом, козырнул и сразу же покраснел.

— Прожуй, — неодобрительно посоветовал капитан, — и сними первичный опрос.

— Есть!

Парень, прихрамывая, потыкался в комнаты, но везде оказалось занято и в итоге мы угнездились в хозяйском кабинете. Все еще красный, лейтенант уселся на краешек стула, дернул шеей и, украдкой взглянув на дверь, расстегнул крючок воротника. Ему же наверняка не по себе — скорее всего, кабинет занимал тот самый Петренко. Да и вообще обстановка непривычная: полированная мебель черного дерева, мощное кожаное кресло, обтянутый зеленым сукном стол в половину аэродрома, хрустальный письменный прибор и лампа под зеленым абажуром, которую удерживала стайка бронзовых полуголых нимф.

Что он видел в своей жизни? Заводской барак или избу в колхозе, в лучшем случае — коммуналку в городе. Закончил школу и сразу в летное училище, взлет-посадка, грунтовые полосы, блиндажи, землянки и случайное жилье. Потом, судя по хромоте, сбили и направили служить сюда. Неудивительно, что он нервничает среди этих финтифлюшек — не очень-то и богатый дом в не очень-то и богатой Югославии ему кажется верхом роскоши.

Лейтенант наконец устроился, вздохнул, еще раз оттянул воротник, выудил из сероватой папки бланк, заполнил две строчки ровным ученическим почерком, насупился и спросил:

— Фамилия?

— Руки развяжите, иначе отвечать не буду.

— Отвечайте, это допрос!

Я вздохнул и уставился в потолок. Через несколько минут безуспешных попыток надавить (контрик он явно новенький, к тому же младше, в крайнем случае ровесник), я с удовольствием растирал онемевшие кисти, а у меня за спиной встал вызванный сержант с автоматом.

— Фамилия? — угрожающе, как ему казалось, повторил лейтенант.

— Сабуров или Мараш, — поехали мы по обязательной программе. — Владимир Сергеевич. Родился в 1924 году в Белграде. Места жительства не имею.

— Поясните.

— Дом разбомбили.

Он кивнул, в глазах мелькнуло сочувствие и я спросил:

— С летной списали?

— Ага… — прокололся и тут же спохватился он: — Отставить! Национальность?

— Русский, гражданин Югославии. Паспорта не имею.

Лейтенант удивленно посмотрел, пробормотал «А, ну да…» и занес ответы в протокол.

— Род занятий — майор Народно-освободительной армии, командир специальной роты при Верховном штабе.

Его рука дрогнула и на стол плюхнулась большая клякса. Шипя сквозь зубы и поглядывая на дверь и сержанта, он принялся стирать ее с полировки.

— Знаешь, как сербы называют черное дерево? — заговорщицки спросил я и, не дожидаясь реакции, ответил: — Эбановина.

Сзади поперхнулся смешком конвоир, летеха тоже прыснул, но тут же оборвал себя и строго скомандовал:

— Прекратите посторонние разговоры!

— Как скажешь, начальник, что там дальше?

— Социальное происхождение.

— Из дворян, как Ленин.

— Прекратить! Социальное положение до революции?

— Какой из? — не будь это СМЕРШ, я бы уже ржал в голос.

Ну честное слово, мальчишка же совсем! Он снова покраснел и уточнил:

— До войны и сейчас.

— До войны кадет 1-го Русского кадетского корпуса, с 1941 года в партизанах. Собственности не имею, имущество что на мне взяли. Беспартийный, не судим, в прочих армиях не служил, награжден «Партизанской споменицей 1941 года», орденом «Партизанская звезда» первой степени, английской «Военной медалью».

— Находился ли в окружении или плену?

— Не-од-но-крат-но. Мы партизаны, воевать в окружении — наша профессия.