Без маски

— Конечно, не приедет! — Этот возглас раздался в час отлива, под самой Бергенской крепостью у устья Богена, там, где расположен замок. И возглас этот, подхваченный другими зрителями, распространился дальше и достиг ушей расфуфыренных матрон, которые только теперь почувствовали усталость. Но сильнее всех разочарованы были бравые горожане. В этот день они подверглись еще более тяжкому испытанию, нежели дамы, затянутые в корсеты. Уже целых два часа стояли они на площади Фискеторгет и на набережной в Брюггене под непривычными в здешних местах палящими лучами солнца. Да еще в таких узких мундирах. Георг Старший был облачен в узкую красную куртку. Она тисками сжимала ему плечи. Он предполагал, что придется потерпеть с полчасика, а потом, помахав саблей и покрасовавшись перед королем, можно будет отправиться домой. Но времени прошло гораздо больше, чем он рассчитывал, и Георг почувствовал себя ужасно. Не лучше обстояло дело и с другими. Гражданская гвардия изнемогала под тяжестью своего обмундирования. Хуже всего было всадникам. Они застыли верхом на своих конях и медленно, словно на сковородке, поджаривались на солнце.

И вот тут-то и появился искуситель во всем своем дьявольском обличье!

К пущей своей ярости бравые вояки увидели, что женщины, расположившиеся в дверях склада, ублажали себя пирожными и всяческими сладостями. Вдобавок ко всему, у них по рукам ходил кофейник! Георг Старший обратил внимание своих собратьев на эту вопиющую несправедливость. И вот тогда в горле Георга Старшего в один миг стало сухо, будто в пустыне Сахаре. Он громовым голосом принялся выкрикивать свои жалобы Юну Старшему. Тот выступал в роли всадника и уже провел несколько часов верхом на старой костлявой кляче, обычно развозившей дрова и состоявшей в этой должности по меньшей мере двадцать лет. Юн Старший поклялся во всеуслышание, что конец его близок.

Тут дюжий храбрец шкипер Салвесен протиснулся сквозь ряды горожан и, бросив орлиный взгляд в сторону Пюдде-фьорда, решительно заявил, наматывая на палец свой непокорный черный ус:

— Шхуна не подошла еще даже к замку, так что у нас есть время прополоскать глотку. Пошли быстрей, а не то нас хватит удар!

С этими словами он бросился бежать. Ему во что бы то ни стало нужно промочить горло, иначе он не сможет весело крикнуть «ура!» в честь короля, когда тот наконец появится в Бергене. На какие только жертвы не пойдешь ради отечества!

Вслед за Салвесеном двинулся другой здоровяк шкипер, который тоже ни за какие блага мира не хотел бы изменить родине.

— Юн! — закричал Георг Старший. — Я вынужден выйти из игры! Я охрип, а солнце припекает голову так, что она вот-вот треснет!

— Подожди минутку! — слабым голосом отозвался Юн Старший. — Поддержи меня, чертов идиот!

С этими словами он соскользнул со своей клячи прямо в объятия стоявшего рядом горожанина, чуть не сбив его с ног. Даже не взглянув на свою жертву, Юн Старший двинулся вслед за Георгом Старшим, который громко проклинал свою затекшую спину. Его мундир был по крайней мере на пять номеров меньше положенного ему размера.

Выйдя на улицу, оба скрылись за широкой дверью погребка. Солнце продолжало припекать. Дамы в дверях склада вытирали лица и шеи, а их пышные груди от избытка жизненных сил то и дело вздымались и опускались под тесной шнуровкой.

Время тянулось медленно, как обычно тянется время в ожидании.

Но вот приговоренный самим собой к смерти шкипер Салвесен исцелился. Его глотка больше не напоминала, как и у Георга Старшего, пустыню Сахару. Скорее она была похожа на цветущий оазис. То же произошло и с Юном Старшим, коего в связи с его пятым посещением погребка, почтили званием сира Юна. Его добрый друг Георг Старший не ощущал больше, что мундир стягивает ему плечи. Он держался теперь прямо, стал остроумен и общителен. Другие тоже бросали меткие реплики и рассказывали разные истории… А на улице двери погребка превратились в настоящую западню. Ни один бергенец не мог пройти мимо, не побывав в плену своего врага. Как устоять против такого оружия, как сверкающие бокалы и позолоченные краны, а главное — вино. Ха-ха! Как издевались мужчины над бедными женщинами с их жалким кофейником. Ха-ха! Гражданская гвардия вызывающе махала ружьями и алебардами в сторону дверей склада…

— Куда же запропастился король? — раздавались время от времени громкие возгласы, и тысячи голов любопытствуя вытягивались на длинных шеях. Никаких королей и принцев и в помине не было. Хоть бы один какой-нибудь! Солнце припекало как никогда раньше. Узкие мундиры снова стеснили грудь. Снова разболелись головы у всадников. Снова смертоносный песок Сахары одержал верх над цветущими оазисами в могучих глотках шкиперов. И снова на улице зазвенели колокольчики над притолоками дверей, и позолоченные краны начали открываться и закрываться с удивительной предупредительностью. Ведь каждому хотелось полюбоваться этим божественным зрелищем два, а то и три или даже четыре раза.