Без маски

Единорог продолжал говорить и отвешивать поклоны. Мюр коротко кивнул, подошел к шхуне и с такой легкостью прыгнул на борт, что рыбаки только глаза вытаращили. Ведь пастор на вид был таким неуклюжим и неповоротливым! Мюр легко, словно перышко, отодвинул в сторону бочку, полную сельди, и рыбаки опять подивились его богатырской силе.

Старая шхуна отошла от берега, громко тарахтя и наполняя воздух запахами бензина и машинного масла. Палубные доски подрагивали в такт мотору, который в последнее время всё больше стал вытеснять добрый старый рыбачий парус.

Единорог передал руль Уле-малышу и приблизился к мрачному и молчаливому силачу пастору. Он учтиво завел разговор о погоде и о ветре, вовсе не дожидаясь от пастора ответов. Рыбаки делали вид, будто ничего не замечают. Они глядели куда угодно, только не на двух собеседников, но в то же время не упускали ни единого слова из их разговора.

Но вдруг все остолбенели, и табачная жвачка чуть не выпала из широко разинутых ртов. Подумать только, Единорог принялся расхваливать их общего врага, Рейнерта Мусебергета с Хаммернессета. Этого, можно сказать, убийцу Готлиба!

Ну нет, шуточки Единорога переходят всякие границы. По крайней мере такие шутки уж никуда не годятся! Ничего, рыбаки скажут ему пару слов по этому поводу, когда пастор покинет шхуну. Все сразу же значительно охладели к знаменитому насмешнику с острова Тоска.

Но тут последовала вторая неожиданность, которая почти что лишила рыбаков дара речи. Они напоминали конфирмантов, вмиг вышедших из повиновения своему учителю. Они презрительно оглядывали Единорога. Всеобщее проклятие было обеспечено и ему и его дому.

Но Единорог не обращал на это ровно никакого внимания. Он стоял за спиной у силача-пастора и нашептывал ему елейным голосом:

— Нет, о Рейнерте Мусебергете никто худого не скажет. Правду сказать, я и сам грешил этим, было такое дело, но теперь всем сердцем раскаиваюсь, что плохо отзывался о нем. А он-то ведь печется о, рыбаках на острове и так близко к сердцу принимает все их заботы и горести! Да будет стыдно всем сплетникам! А слышал ли отец пастор последние вести?

Пастор Мюр кивнул. Во взгляде его появился интерес. Этот рыбак с забавным прозвищем когда-то бывал у него в конторе, и в ту пору он не очень-то дружелюбно отзывался о Мусебергете. Но он оказался достаточно честным, чтобы опровергнуть ложные сплетни и разговоры.

Пастор стал внимательно слушать. Ведь это походило на исповедь раскаявшегося грешника! Негодование против Единорога на палубе всё росло.

— Нет, ей-же-ей, ничего худого о Рейнерте Мусебергете не скажешь. Коли я вру, стало быть врут другие. Слыхал ли пастор Мюр про этого бедного рыбака, что в один день лишился и дочки и зятя? У него вышла из строя лодка, потому что ему подсунули никуда не годный старый мотор. Неужто пастор Мюр так-таки ничегошеньки про это и не слыхал? Вот уж диковина! Да ведь про это толкуют на всем побережье и на островах! Или, может, отец пастор хворал всё время?

Пастор Мюр энергично покачал головой и стрельнул табачной жижей чуть ли не через весь залив. Рулевой Уле едва не свернул себе шею, чтобы разглядеть, куда попал плевок. Позже он клялся, что прямо на берег!

Потом пастор снова начал слушать Единорога. А тот орал что есть орлы, пытаясь перекричать трескотню мотора:

— Ну и вот, один недобрый человек захотел оттягать у бедняги и лодку и снасти, и пустил в ход всякие канцелярские плутни, о которых отцу пастору известно лучше, нежели простому неученому рыбаку. Да, коли я вру, стало быть и другие врут.

Тут рыбаки начали кое-что понимать и, почесывая в затылке, стали искоса поглядывать на Единорога.

Шхуна быстро продвигалась вперед, а пастор и Единорог продолжали беседу. Только пастор теперь начал беспокойно топтаться на месте.

— И тут Рейнерт Мусебергет с Хаммернессета пришел на помощь бедному рыбаку, — продолжал Единорог елейным тоном. — Благослови бог этого милягу, то бишь Мусебергета, хочу я сказать. Что бы вы думали? Он взял на себя всё это дело, заплатил за ремонт и купил рыбаку новый мотор! Разве пастор Мюр не слыхал про это? Ну, тогда многое, знать, проходит мимо его ушей. Может статься, отец пастор не знает и того, что Мусебергет подарил церкви новый колокол ко дню своего шестидесятилетия?

Пастор энергично закивал головой. Это ему известно. Он заметно оживился.

А Единорог с горечью продолжал:

— Вот бы послушали про это те, кто худо отзывается о таком достойном человеке. Да и чего там таиться? Я и сам иной раз поминал его недобрым словом. Кто не без греха? Только уж я по крайности не вожу с ним компанию, не ем и не пью за его столом. А теперь я, как сказано в писании, посыпаю пеплом свою грешную голову и раскаиваюсь всем сердцем. Рейнерт Мусебергет нам точно отец родной.