Без меня

Мужчина с трудом оторвал взгляд от фотографии. Весь окружающий мир отошел куда-то на задний план. Позади в кухне слышались голоса – Гранин прокричал, что нужно вызвать врача, Юра в очередной раз огрызнулся, что надо было быть осторожнее, и тогда никто бы не получил по башке. А ему было все равно…

Сарманов медленно вышел из дома и на неслушающихся ногах спустился с крыльца. Кажется, за эти несколько минут, что он шел до машины через темный двор с раскидистыми ветвями яблонь, пазл окончательно сложился.

Перед глазами все еще стоял ее образ, их первая встреча, четко спланированная службами ФСБ, такое недолгое время вдвоем, игра, ставшая реальностью, пистолет у ее виска, долгие часы в больницеи та их случайная последняя встреча на подземной парковке. Только поверх этих кадров теперь возник еще один – ночь, когда они с операми приехали в этот дом, чтобы припугнуть несговорчивого бизнесмена. В тот момент, когда он отдавал приказ на «смертный приговор» ему даже не могло прийти в голову, что Женя может оказаться женой этого человека и будет находиться в той же машине.

Кроме того, судьба распорядилась так, что Женя являлась матерью Павла, работающего у него опером, и его сестры, Кати, которая жила с Граниным. Не зря же тогда, когда он приходил к Саше после его ранения, увидев ее, внутри него что-то дрогнуло, какое-то смутное воспоминание, поднимающееся из глубины памяти.

Ему необходимо было увидеть ее снова. Однако сделать это оказалось не так просто. Сколько последующих дней он прождал девушку возле дома Саши, сколько раз заходил к нему в квартиру, но ничто не указывало на ее присутствие в его жизни. Она словно исчезла. Поведение же Гранина и Паши, мечущихся по Москве и области, а позже и по близлежащим городам, и делающих запросы на Екатерину Легостаеву, говорило само за себя. Эта девушка явно имела какое-то отношение к тому, что произошло на даче.

Он не пытался рыться в событиях той ночи и искать эти деньги. Осознание того, что он прямым образом причастен к смерти той единственной, которую действительно любил, на какое-то время буквально лишило его равновесия. Однако ему, начальнику уголовного розыска, ежедневно руководящему оперским составом и спецоперациями, следовало как можно скорее взять себя в руки и, оставив в покое прошлое, двигаться дальше. А как человеку, по жизни привыкшему скрывать свои истинные эмоции, ему было не сложно снова надеть на себя маску грозного подполковника.

Гранин постепенно успокаивался, перестав наконец метаться в поисках, Павел на какое-то время ушел в запой. И лишь спустя год все стало постепенно вставать на свои места.

Гибель на задании троих оперов вызвала переполох в Управлении и массу различных проверок. Кроме того, в прессе раздули большую кампанию по борьбе с «оборотнями в погонах», и УСБ-шники рьяно взялись за дело, пытаясь найти подходящую жертву. Как-то получилось так, что «дамоклов меч» завис над ним. Кто-то из крышуемых стуканул, и его, подполковника милиции, начальника оперов отчитывали в Главке, как нашкодившего мальчишку, ясно дав понять, что на своей должности он долго не продержится. Еще не успев толком отойти от смерти тех, кто долгое время был его доверенной командой, и в чем, по сути, виноват был именно он, Сарманов понял, что и карьера, которой он добивался всю свою сознательную жизнь, могла полететь ко всем чертям.

Жизнь рушилась, словно карточный домик. Все слишком резко навалилось. Он чувствовал себя загнанным в клетку зверем. Не знал, как выбраться. Все дальнейшее происходило, словно в тумане, во сне, в бреду. Пустая бутылка виски, полная пепельница. Встреча с тем самым крышуемым на каком-то пустыре, привкус крови на губах. Ствол в руке, на курок которого он так и не смог нажать, понимая, что за свою жизнь и так слишком многим вынес смертный приговор. Мелькающие за окном огни Москвы. Столкновение двух машин прямо во дворе ОВД. Драка со своими же подчиненными в присутствии неизвестно как оказавшихся в отделе в ночное время журналистов. И неудачная попытка суицида – шаг, навсегда разделивший его жизнь надо и после.

Три года принудительного лечения в психиатрической клинике, три года такого желанного забытья, и несколько месяцев постепенного возвращения к обычной жизни, которая уже никогда не сможет стать прежней. У него ничего не было, никого. И смысла жить дальше тоже не было. И только мысль о той девушке, Кате, дочери Жени, иногда закрадывалась в его сознание. Больше трех лет назад, едва узнав о том, кем она является, Сарманов пробил ее данные по своим базам, выясняя главным образом дату ее рождения, и сопоставил это с тем днем, когда произошла их последняя встреча с Женей. Он не знал, как расценивать это поразившее его совпадение. С одной стороны, эта девушка могла в действительности оказаться его дочерью, с другой, вряд ли они когда-то увидятся снова.