Без Москвы

Вынули из стенки железный крюк, который поддерживает батарею. Отломали у кровати ножку. С помощью этих предметов долбили стенку, расшатывали кирпичи. Чтобы раствор лучше поддавался, смачивали водой. Кирпичи складывали под кровать. К батарее привязали веревку, сделанную из обивки матрасов. Волков пролез в дыру с большим трудом, его проталкивали сокамерники. Когда начал спускаться, веревка оборвалась, и он упал с большой высоты. Но Волков был как заговоренный. 40 минут бродил по темному двору тюрьмы в поисках лестницы, а часовые его так и не заметили. Наконец ему удалось поставить на стену деревянный щит и выбраться на свободу.

В Ленинграде объявили тревогу, вся милиция города подключились к поимке беглеца. Опер Чиботурин, проезжая на трамвае по Лиговскому проспекту, увидел рыжего, посмотрел на фотокарточку: это был Волков. Преступник понял что его опознали, выскочил из трамвая, стал убегать дворами. Но Чиботурин выстрелил ему в ногу, и задержал.

В июне 1946 года состоялся суд над бандой Волкова. Соучастники получили от 3 до 10 лет лагерей. Подсудимые Смирнов и Волков были приговорены к расстрелу.

Евгений Волков симулировал сумасшествие. Выпучивал глаза, морщил лоб, на простые вопросы отвечал невпопад. Его спрашивали: «Когда вы родились?» А он отвечал: «Спасибо, я не курю». Впрочем, судебно-медицинская экспертиза признала Волкова вполне вменяемым. В последнем слове сказал просто: «Я преступник большой. Защиты мне не может быть». 2 октября 1946 года смертный приговор привели в исполнение.

Мальчики из СХШ

Первая послевоенная параллель СХШ[6] имела двух ярких лидеров, которые, как и полагается в юности, соперничали между собой, – это Александр Арефьев и Илья Глазунов. Со времени их совместного обучения прошло больше 60 лет, и теперь можно говорить о том, что они так и остались парой антиподов. Для широких масс Илья Глазунов – это и есть живопись, так же, как Валентин Пикуль – литература, а Алла Пугачева – музыка. Для искусствоведческого истеблишмента его творчество представляется китчем. Его не принято рассматривать в контексте профессиональной художественной критики. О нем пишут не статьи, а фельетоны. Говорить о нем в светской беседе так же неприлично, как о программе партии «Единая Россия» или о Ваенге.

Что касается Арефьева и его группы, они были открыты для публики только в конце 1980-х годов, одновременно с Филоновым и Малевичем. Они считаются одним из самых интересных и героических явлений советского андеграунда. Русский музей и Третьяковская галерея гоняются за работами арефьевцев, но едва ли купят нового Илью Глазунова раньше, чем лет через 100.

Илья Глазунов – выходец из православной, правой по убеждениям семьи. Александр Арефьев – изначальный «западник», эстетически близкий к появившимся тогда «штатникам», предшественникам стиляг.

Арефьев – мастер цвета, Глазунов – линии. Арефьев и его окружение всегда черпали сюжеты и вдохновение из того, что их окружало, и даже в исторических темах прибегали к современным трактовкам. Глазунов – художник по духу исторический, и даже сегодняшний день интересует его как часть истории.

Арефьевцы называли себя «Орденом непродающихся (нищенствующих) художников», и это не было кокетством: они работали лаборантами, экспедиторами, грузчиками, клееварами, никогда никто из них не занимал должность выше маляра. Константин Кузьминский оставил воспоминания о том, как Арефьев уже в середине 1970-х общался с потенциальными покупателями своих полотен: «Когда, в 75-м, художники стыдливо, из-под полы приторговывали с иностранцами (за вычетом отчаянного Рухина, который устраивал прямо-таки “дипломатические приемы”!), Арех просто “гулял по буфету”. Звонит как-то ночью мне: “Кока, у меня тут какие-то косоглазые падлы картинки покупают!” И, слышу: “Ну что лыбишься, желтая морда?” “Арех, – говорю, – они ж дипломаты! Они по-русски секут!” “А мне начхать! Ну, выкладывай, желтая рожа, свои пфеннинги!” Арех все это уснащал крутейшим матом, да и сам был в дупель поддавши». Глазунов, хотя и находился долгое время в опале, в итоге снискал колоссальный успех.

Илья Глазунов

Александр Арефьев

Для того чтобы быть антиподами, необходимо иметь, в первую очередь, что-то общее. Художники арефьевского круга и Илья Глазунов – люди одного поколения, учились в одном и том же заведении, одинаково не принимали официозную эстетику соцреализма. И арефьевцы, и Глазунов стали первыми в СССР художниками, попытавшимися восстановить связь времен с мировым и дореволюционным художественным контекстом. Назвать взаимоотношения между ними только враждебными не верно. В 1977 году опальный левак Арефьев вывез в Париж свои картины при деятельном участии своего однокашника Ильи Глазунова.