Артем встретил Гелену в Борисполе. Он отметил новый роскошный костюм, в котором она вышла к нему из раздвигающихся дверей. Всю дорогу в такси ехали молча, потому что сказать друг другу могли только очень значимые слова, которые не скажешь в присутствии хмурого водителя. Артем сжимал ее руку, и она ее не отнимала, и они молчали, и молчалось им легко.
Артем не позволил Гелене расплатиться с таксистом. Они поднялись к себе.
— Ты голодна?
— Я ела в самолете. На международных рейсах хорошо кормят…
— Я знаю. Но все-таки я кое-что для тебя приготовил.
В гостиной накрыт стол. Вино, бокалы, закуски. Артем наблюдает за реакцией Гелены. Господи, она, кажется, даже скрывает слезы. Садится за стол в дорожной одежде, хотя, обычно, с дороги прежде всего хочется пойти в душ. Артем садится напротив.
— Вина?
— Откуда у тебя деньги?
— Две из моих песен купил один театр для нового спектакля. Расплатились сразу. Это не бог знает сколько, но будут и другие заказы, а еще я устроился в тот же театр работником сцены. Опять же не бог знает что. Но все же кое-что… мы с сыном выучили одну песню дуэтом. Сегодня вечером споем ее для тебя… Экспедиций больше нет, но надо как-то жить.
— Да… надо… — тихо сказала Гелена, вспоминая, что вчера она неоднократно слышала эти слова от бородулинского семейства.
— Тебя долго не было. Я тебя ждал. Когда тебя не было рядом, я понял, что должен встретить тебя… Наверное, мне был нужен этот опыт… — закончил он и сразу поменял тему. — Как тебе ездилось, Гелена?
Она вздрогнула. А потом все же заговорила:
— Будто ты не слышал от друзей и знакомых, что такое заграничная стажировка? Месяц оплаченного безделья и полное выпадение из обычной жизни.
— Стихи — это тоже выпадение из обычной жизни…
— Ты можешь издать свои стихи. У меня есть деньги. — Гелена вытащила из кошелька новенькие зеленые купюры, которые позавчера вечером получила от Антониуса ван Ремера.
— Зачем ты хочешь пустить эти деньги… на ветер? Ты же их заработала. Тебе столько всего нужно!
— Это не те деньги, на которые можно жить. Я их не заработала, а… можно сказать… выиграла в какую-то дикую лотерею. Помнишь те деньги, которые ты когда-то привозил из экспедиций?
— Полевые? Которые экономил и под которые писал фальшивые отчеты? Как их забудешь?
— Так разве на них можно было что-нибудь купить? Мебель или хоть шторы на окна? Их можно было только пропить, прогулять, пустить на ветер. Так и эти деньги. Их можно только пустить на ветер. Или на стихи.
— Спасибо, Гелена, не представляю, где ты могла их взять…
— Могу лишь сказать, что не украла.
— И они, если ты так решила, будут оправданы.
— Дай Боже.
— Потому что каждая строчка стихов посвящена тебе…
Без мужика
Мир, в котором мы живем, создан мужчинами. Они строили его для себя и, не считаясь с женщинами, установили свои законы, развязали войны, придумали способы и аппараты подавления и удушения. Женщины же вынуждены жить по негуманным законам, которые им навязали мужчины. Это правда. Но не вся. Лишь так называемая «сермяжная истина», которая не может трансформироваться в настоящую правду. В мире, построенном мужчинами и для мужчин, есть еще немаловажный, чисто женский филиал, государство в государстве, по законам которого живет немереное количество женщин. Женщины организовали его для себя и установили свои законы. Это мир, куда, по возможности, не пускают мужчин и откуда к ним тоже не отпускают.
Ты родом именно из такого мира. Именно в нем всегда принимались самые существенные для тебя решения, хоть женщины, как говорят феминистки, якобы не допущены к сфере принятия решений. Для нас мир мужчин существовал где-то очень далеко. Да, на праздники на каждом столбе вывешивали портреты старых дебильных «вождей» — сплошь мужчины… Но нам до них не было никакого дела, и им до нас — тоже. Мы никоим образом не касались большого мира, где правят мужчины. Воспитательницы в детских садиках, учительницы в школах, врачихи в поликлиниках, продавщицы в магазинах и аптеках — все это женщины, женщины, женщины. Умные и не очень, квалифицированные и не очень, милые и не очень. С ними, и только с ними, приходилось жить и выстраивать отношения.
А дальше мы и не заглядывали. Возможно, одним из главных неписаных законов нашего женского мира было — не переться в «элиты». Ни в партийную, ни в творческую, ни даже в научную. Потому что там нельзя без мужика. А мы, «хоть и зачуханные, но честные и живем своим интеллигентским филиалом БЕЗ МУЖИКА»!
— Не дай тебе бог выйти замуж за профессорского сыночка! Использует, унизит и выбросит прочь! — говорит мама. Она начинает это говорить лет за пятнадцать до того, как проблема выбора партнера станет для тебя актуальной. Как быть, если «сыночек» окажется генеральским, партийным, завмагазинным или из творческой среды, тебя даже не инструктируют — такое с тобой не может приключиться по определению. Должно избегать сыновей не только тех, кто находится на верхних ступенях советской иерархии, но и сынов экзотических народов СССР — грузин, узбеков, евреев.