— Итак, вы предлагаете мне согласиться на то, что «Бэннер» заплатит за адвоката для моего сына в процессе по делу, сфабрикованному против него полицией. Давайте прикинем, кто и какую выгоду извлекает из этого предприятия. Выгоду «Баннер» я вижу невооруженным глазом. Добрая слава, душещипательные статейки литературных бабенок на тему, какой жуткий образ жизни мы ведем на Питер-стрит, какие там отвратительные условия и так далее. Все будут мусолить одно и то же: Питер-стрит — это трущобы, где нельзя сохранить порядочность. Одним словом, начнется подрывная пропаганда против лейбористского движения, которое я представляю в своем лице. А какую выгоду буду иметь от этого я? Как по-вашему, что скажут обо мне те, кто голосовал за меня на выборах в местный совет, когда до них дойдет, что мне оказывает финансовую поддержку газета тори?
— Кончай выпендриваться, папа, — спокойно сказала Джилл.
— Что? Что ты сказала?
— Судят не тебя за твои принципы, а Лесли за убийство.
Гарднер опустился за стол, застланный белой в красную полоску клеенкой.
— Ты хочешь сказать, что я должен принять предложение? Хочешь, чтобы наши фотографии печатались в газетах?
— Я хочу, чтобы ты взглянул на это дело с точки зрения Лесли, вот и все, — говорила между тем Джилл. — Хоть раз не думай о том, что тебе могут предъявить обвинения, будто ты продался тори. А вдруг это поможет вызволить Лесли? Не все ли равно, как это сделать? Откуда мы возьмем деньги для адвоката?
— Я обращусь в профсоюз.
Джилл расхохоталась.
— К тому же ему полагается бесплатный защитник. Они ведь не так уж и плохи, правда? — обратился он к Хью.
Джилл села и положила локти на стол.
— Ты пытаешься убедить меня в том, что адвокат, которого нам дадут в соответствии с законом о правах бедняков, будет таким же хорошим, как и тот, за которого заплатит «Бэннер»?
— Выходит, ты не веришь в то, что мой сын не виновен? Ты думаешь, он совершил это преступление? — Гарднер встал, держа в руке тарелку и чашку, и направился к раковине, но на полпути обернулся. — Виноват, дочка, я зря это сказал.
— Неважно. Наш Лесли в тюрьме только потому, что дружил с Джеком Гарни. Но почему он выбрал себе в дружки именно этого Гарни? С меня еще спросится за это, но даю слово, папа, с тебя еще больше. Разве не ты вдалбливал нам в головы, что от среды, в которой ты вырос, не денешься никуда?
Гарднер стремительно обернулся. У него был взгляд затравленного зверя.
— Джилл, ты ведь знаешь, у меня всегда были самые лучшие намерения.
— Одних намерений мало. А теперь запомни, что я скажу: когда Лесли освободят, он не останется на Питер-стрит. «Бэннер» собирается купить право на его рассказ. Сколько бы они ни заплатили… Кстати, сколько платят эти газеты? — спросила она у Хью.
— Не знаю. Может, пятьсот фунтов, а может, и тысячу.
— Думаешь, Лесли скажет тебе спасибо, если ты откажешься от такой суммы?
— Все не так просто, Джилл. Не так просто, как ты себе представляешь.
— Для меня все просто. Либо ты думаешь о себе, либо о Лесли. Проще некуда.
— Кажется, мне пора, — поспешил откланяться Хью. Ес спокойный голос производил на него более гнетущее впечатление, чем крик.
— Теперь вы поняли, что я подразумевала, говоря об ответственности? — спросила она у него в узком и темном, насквозь пронизанном сквозняками коридоре.
— Думаю, что понял.
— Он согласится. Я сама за этим прослежу.
Они стояли совсем рядом. Он протянул руку и сжал ее плечо. Оно было упругое и податливое. Она коснулась его губ в мимолетной и равнодушной ласке и пожелала ему спокойной ночи. Он очутился на Питер-стрит, темной, мокрой, зловеще тихой.
На следующее утро Джилл позвонила ему в редакцию и сообщила, что отец согласен.
Из «Дейли Бэннер» от 10 декабря:
ЗНАМЕНИТЫЙ КОРОЛЕВСКИЙ АДВОКАТ ПОЛУЧИЛ ПРИГЛАШЕНИЕ ВЫСТУПИТЬ ЗАЩИТНИКОМ В ДЕЛЕ ГАЯ ФОКСА.