Без наставника

— Этого я не ожидал, — сказал он честно. — А вы, коллега Випенкатен?

— Тоже нет. Я потрясен.

— Я тоже, господа, — поддержал их Гнуц. — Я тоже. И тем не менее это так.

— Он уже признался? — спросил Немитц.

— Полностью. Я держу его под надзором в комнате для посетителей.

— Он в самом деле совершил это редкостное безобразие один? — спросил Випенкатен. — То есть я имею в виду вероятность того факта, что в классе у него были сообщники.

— Нет! — решительно сказал Гнуц. — Он сам заварил эту густую кашу. Заварил себе и не в последнюю очередь нам: мне, педагогической коллегии, всей школе.

— А мотивы? — спросил Випенкатен.

Гнуц поднялся с места.

— Я не хотел бы предвосхищать события, господа. До сих пор я только выслушал признание — прошу заметить, десять минут спустя после того, как я выяснил, кто скрывается за всей этой гадостью. Все остальное мы должны выяснить совместно, в процессе допроса.

— Не привлечь ли к участию и классного руководителя?

— Или созвать педагогический совет, — сказал д-р Немитц.

Усевшись за свой письменный стол, Гнуц выпрямился.

— Господин Криспенховен придет только к третьему уроку. А насколько этот случай может явиться предметом обсуждения на коллегии, решает руководство!

Гнуц включил микрофон, связанный с приемной, и сказал:

— Фрейлейн Хробок, приведите-ка сюда этого парня, Рулля. И включите, пожалуйста, магнитофон — или как вы считаете, господа?

Д-р Немитц сделал вид, что не слышит вопроса.

— Я отдал бы предпочтение стенограмме, — сказал Випенкатен.

— Хорошо. Итак, не надо магнитофона, фрейлейн Хробок. Приготовьтесь стенографировать! Нет, сначала приведите этого Рулля.

— Сядьте, пожалуйста, сюда, чтобы вам было удобнее стенографировать, — сказал Гнуц фрейлейн Хробок.

И тут же Руллю:

— Ты будешь стоять! Там, у окна. Сними эти нелепые очки!

— Но тогда я ничего не буду видеть.

— Тебе это и не нужно! Мы видели достаточно.

Рулль снял разбитые очки и сунул их в карман брюк.

Гнуц сел за свой письменный стол, разложил по-новому пять карточек, взял лист бумаги из ящика, ДИН-А4, отвинтил свою ручку, проверил, есть ли в ней чернила, положил ручку на пустой лист бумаги, по диагонали, скрестил руки на груди и сказал отеческим тоном:

— Скажи, тебе не стыдно, ты не хотел бы провалиться сквозь землю от стыда?

— Нет, — сказал Рулль.

Д-р Немитц и Випенкатен слегка отодвинули свои стулья. Теперь Рулль был в центре точного полукруга.

— Невероятно! — сказал Випенкатен.

Гнуц слова проверил, есть ли чернила в его авторучке, внимательно посмотрел, не измазал ли он пальцы, и спросил снова:

— Значит, ты признаешься?

— Да, — сказал Рулль, скорей удивленный, чем подавленный.

— Мне стенографировать? — вмешалась фрейлейн Хробок.

Гнуц раздраженно поднял голову.

— Фрейлейн Хробок, для какой цели я вас сюда посадил? Неужели вам все надо повторять по десять раз? Пишите: «В начале допроса…» Допроса? Может быть, это не совсем подходящее слово. Как вы считаете, уважаемый коллега Немитц? Вы же специалист по немецкому языку!

— Снятия показаний — нет, пожалуй, расследования! — констатировал д-р Немитц.

— Расследования? Гм, ну ладно. Итак: «В начале расследования ученик Йохен Рулль, 6-й «Б», признался, что он, и он один, повинен в непристойной пачкотне…» — ведь так можно сказать, коллега Немитц, если вам подвернется более точное выражение, пожалуйста, перебейте меня!

Д-р Немитц кивнул.

— Итак: «в непристойной пачкотне, имевшей место в четверг…»

— Каковую он и производил, — дополнил Випенкатен.

— Я бы предложил: «каковой он занимался», а уж потом все детали и дату, — сказал д-р Немитц.

— Итак: каковой он занимался.

— Это не совсем верно, — сказал Рулль.

Випенкатен выпрямился, словно аршин проглотил.

— Ты еще вздумал грубить? — сказал он с горечью.

На этот раз Рулль не ответил.

— Не волнуйтесь, дорогой коллега, — душевно посоветовал Гнуц. — Я признаю: не волноваться трудно! Но из-за такого субъекта? Жаль тратить на это свое здоровье. У него глаза на лоб полезут, когда он увидит, что натворил!

Ну, хорошо. Но сначала вот еще что, фрейлейн Хробок! Нет, не пишите же сейчас, пожалуйста! Не записывайте! О боже, господь Бентхайма, Текленбурга и Бреды — с вами, фрейлейн Хробок, тоже нужно терпение, как с хромым ослом.

Итак, чтобы нам прийти к полной ясности, фрейлейн Хробок, вы будете кратко записывать мои вопросы и дословно ответы этого типа. Больше ничего!

— Почему же? — спросил Рулль.

Гнуц изо всей силы ударил по столу ладонями.

— Рулль! — сказал директор. — До сих пор я разговаривал с тобой, как родной отец, но если ко всем мерзостям, которые ты натворил, ты еще намерен артачиться, то ты узнаешь меня совсем с другой стороны! — И потом фортиссимо: — Ты понял?

— Да, — сказал Рулль. — Но я имел в виду совсем не то.

— А что же? — спросил д-р Немитц.

— Дело тут не в бесстыдстве или там еще в чем-то. Просто раз уж здесь ведется протокол, то надо записывать все, что скажете вы или директор…

— Что здесь записывать и что не записывать — решаем мы! — отрубил Гнуц, вытянутой правой рукой провел в воздухе резкую горизонтальную линию и подтвердил свои слова ударом по столу.

— Ясно?

— Да, — сказал Рулль.