Без объявления войны

У «юнкерсов» та же тактика. Каждая девятка заходит на бомбежку автоколонны с тыла, описывает полукруг, разворачивается и, вытянувшись в цепь, завывает над шоссейкой. Но теперь «юнкерсы» не просто сбрасывают свой смертоносный груз: нависают коршунами, бомбят с пике. Видно, водители машин не новички, за несколько дней войны уже успели пройти школу фронтовых дорог. Попал под бомбежку — держи интервал, не теряй скорости. Как ни завывали пикировщики, как ни свистели бомбы, а все-таки не посеяли паники, не прервали движения. Важная автомобильная дорога жила, и за сотню километров от переднего края парни в синих комбинезонах совершали подвиг. До последней возможности вели машины. На легкие раны не обращали внимания.

— Рука еще может работать...

— Вроде ничего... — Поднимали капоты и с удивительной сноровкой устраняли повреждения.

Близкий разрыв бомбы приносит беду. Впереди нашей «эмки» темно-зеленый бензовоз мгновенно превращается в черное облако. Ослепительная вспышка — и неукротимо, яростно разливается по асфальту порывисто полыхающий бензин. Над шоссе гудят огненные вихри, крутят пыль, поднимают ее столбом, сметая с обочин песок и щебень. Человек выскакивает из охваченной пламенем кабины. Живой факел добегает до середины дороги, падает и в сильных всплесках огня становится черной головешкой.

— Что они творят! Что творят! — вскрикивает Буртаков, хватаясь за десятизарядку.

Хозе тормозит. У нас одно спасение — кювет.

Лежа в канаве на спине, Буртаков вскидывает винтовку.

— Не играйте с огнем... Они заметят нас... — Рыжебровый интендант в испуге бочонком накатывается на Буртакова, прижимает большим брюхом дуло десятизарядки к лопухам. Метрах в тридцати от кювета, на грунтовой дороге вспыхивает последняя молния бомбового урагана. «Юнкерсы» уходят.

Худощавый юноша просит перевязать задетую осколком руку. Царапина глубокая, рукав гимнастерки потемнел от крови. Жаль парня. Прощай, НЗ! После перевязки юноша пошевелил рукой, согнул и разогнул пальцы.

— Сойдет. Управлюсь... Батарее нужны снаряды, а тут на складе толклись, время ушло, в самый разгар бомбежки угодили. Лучше всего ночью ехать или рано утром. Вчера начальник колонны в замыкающей машине сидел, крепко водителям помогал, а этот туз-карапуз, — кивнул неодобрительно в сторону интенданта, — в головной пристроился...

— Поехали! — торопит Хозе, съезжая с шоссе на грунтовую дорогу.

В трех километрах от Корца пикировщики прекращают бомбежку. Действуют расчетливо, с особой точностью испепеляют только определенный участок дороги. Если автоколонне удается вырваться — «юнкерсы» не преследуют, она свободно въезжает в Корец.

Маленький городок не защищен зенитками. В любую минуту безнаказанно бродящие в небе косяки «юнкерсов» могут обрушить на его опрятные домики, окруженные кустами буйно цветущего жасмина, бомбовый удар. Оглушенный близкой бомбежкой, Корец притаился. Улочки и дворики пустынны. Жители укрылись в погребах, попрятались в садиках, разбрелись по огородам, подошли поближе к отрытым щелям. Конная милиция покидает город. Это настораживает нас. Решаем заехать к военному коменданту выяснить обстановку.

Комендант, проклиная плохую связь, говорит:

— Механизированный корпус генерала Фекленко юго-западнее Ровно перешел в наступление.

— Перешел! Хорошо... — радуется Буртаков. — Какая там обстановка?

— Не берусь судить... Новых данных не имею. Связь! Как нам нужна связь! — И тут же ободряет: — До Горыни путь свободен, езжайте смело.

На этом кончается выяснение оперативной обстановки. Мы выходим во двор комендатуры разочарованными. В кустах жасмина, где стоит наша замаскированная «эмка», делаем десятиминутный привал. После бомбежки и дорожной жары — тихий тенистый уголок двора с кустами цветущего жасмина, с мирно гудящими пчелами напоминает жизнь, которая так неожиданно ушла и, очевидно, не скоро вернется.

— Я уверен: чья-то вражеская рука мешает точно выполнять приказы высшего командования. Где «ястребки»? Почему истребители не прикрывают шоссе? — Буртаков вспыхнул: — С воздуха дубасят, а на дороге в ответ даже выстрел не щелкнет. Вот о чем писать! Земля должна греметь залпами.

Я развернул карту.

— Давайте взглянем. Фекленко наступает юго-западнее Ровно. Значит, он идет на Дубно. Может быть, там у танкистов успех?

— Я, как сказал комендант, «не берусь судить», — проронил Филь.

— Ой Филь ты мой, Филь, а еще танкист, — с укоризной сказал Буртаков. — Если механизированный корпус перешел в наступление, то его стальная лавина, конечно, может развить успех. Да-а, мы о Рокоссовском и Кондрусеве забыли! Их мехкорпуса тоже таранят вражеский клин. А ведь есть и мехкорпус Карпезо. Смотрите, какая наступательная сила. Клин срежут, и мы прикатим к шапочному разбору. Поехали!

— Заводить?

— Заводи, Хозе!