Без объявления войны

В ночь перед штурмом Казачьего кургана заснуть не удалось. В блиндаж комбрига входили и выходили штабисты, комбаты, посыльные. Да и сам Якубовский, подремав за походным столиком не больше часа, стал выскакивать на вездеходе то на левый фланг, где сосредотачивались основные силы бригады для атаки, то на правый, где маневрировали тягачи с несколькими непригодными для боя танками, заставляя противника насторожиться и поверить в то, что именно здесь находится бронированный кулак.

Час атаки приближался. Первомайский посматривал на часы и не выпускал изо рта дымящуюся трубку. Его волнение передалось мне. Нам очень хотелось, чтобы хитрость удалась Якубовскому и противник побольше бы перебросил противотанковых средств на правый фланг.

На лице Якубовского полное спокойствие. Только чуть-чуть строже стало оно. На походном столике котелки с гречневой кашей, тушенка. Наливая в кружку чай, он сказал:

— Вот, товарищи корреспонденты, у Родиона Яковлевича Малиновского позавчера произошел интересный случай. Воздушная разведка донесла ему, что Гот выстроил танки для атаки — шесть рядов и в каждом по шестьдесят машин. У Малиновского — шестьсот, но горючего в баках кот наплакал. Ждут подвоза, а противник вот-вот двинется. Родион Яковлевич приказывает: снять с танков маскировку, выдвинуть их на бугры, пусть враг видит, с какой силой он на этом участке фронта встретился. И Гот не пошел в атаку. Может быть, и наша хитрость введет врага в заблуждение.

Бой за Казачий курган начался с артиллерийского налета на позиции гитлеровцев. Танкисты были наготове, и сам Якубовский находился уже в командирском танке. Мы с Леонидом Первомайским из блиндажа перебрались в траншею. Сыграли дивизионы «катюш». Над нами на небольшой высоте мелькнули ярко-красные стрелы, повитые по краям синеватым пламенем. Они оставили в воздухе струистый белесый дым. «Тридцатьчетверки» вышли из укрытий и на быстром ходу устремились в атаку. Всего восемьсот метров отделяло их от гребня кургана. Там затрепетал красный флаг, а потом, словно огнем, вспыхнул еще второй и третий.

Туда двинулись артиллерийские расчеты, чтобы стать в боевых порядках пехоты на прямую наводку.

В солнечный полдень Казачий курган перешел в наши руки. И в этот час на фронте распространилась еще одна радостная весть: Манштейн побежал на Ростов. Армия Малиновского освободила Котельниково.

Я достал из планшетки карту. Первомайский, взглянув на нее, воскликнул:

— Ой був, та й нема, та й поїхав до млина.

«Лучший стратег Германии», как называли пленные Манштейна, уже находился со своей группой армий «Дон» на Котельниковском направлении за сотню километров от окруженной группировки Паулюса. Он лишился важного железнодорожного узла, но еще удерживал в своих руках узел шоссейных дорог — Тормосино и нависал над правым флангом армии Малиновского.

За гребнем Казачьего кургана загудели танковые моторы. Из балок вырвались и повалили густые клубы черно-бурого дыма и поползли к гребню кургана. Гитлеровцы поставили дымовую завесу, и под ее прикрытием из балок вышли танки с мотопехотой. Автоматчики, соскочив с грузовиков, бросились в контратаку. Дымовая завеса скрывала танки с черно-белыми крестами, помогала им вести огонь по вспышкам наших орудий. Бой разгорался. Гитлеровские гренадеры подобрались к гребню кургана, но их контратакой, отбросили наши бойцы. Два дня и две ночи прошли в ожесточенных схватках. Порой Казачий курган казался действующим в степи вулканом, но гитлеровцам так и не удалось вернуть прежние позиции.

В ясный морозный день с гребня Казачьего кургана мы с Первомайским в бинокль осматривали местность. На многие километры открывалась заснеженная степь. В далеких балках чернели хутора, дымились трубы. То были не хутора, а скопище легковых машин, грузовиков, автобусов, фур и даже железнодорожных вагонов, превращенных гитлеровцами во временное жилье.

Видели мы и настоящие хутора, станицы — Новоселовку, Карповку, совхоз «Питомник». Все это вселяло в наши сердца новую надежду на скорую победу.

Побеседовав с героями штурма Казачьего кургана, мы с Леонидом Первомайским возвратились в штаб танковой бригады, где узнали, что нас разыскивает начальник политотдела армии и нам надлежит немедленно прибыть в хутор Вертячий.

Прощай, Казачий курган с глинистыми балками, с отрогами и обрывами, с порыжевшей травой, с белыми, а там, где осела копоть от мин, — черными снегами, за который сражались три наших стрелковых дивизии, танковая и саперная бригады и восемь артиллерийских полков. Приведет ли меня сюда снова фронтовая дорога? Может быть, да, а может быть, и нет, но в памяти навсегда останется изломанный гребень кургана с черными кустами дыма и над ними, на фоне голубого неба, яркое, реющее на ветру красное полотнище.