Читаем Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей полностью

Но собрать бутылки – это полдела. Их надо было еще подготовить к сдаче. Не принимались бутылки со сколами на горлышках. Опытный приемщик стеклотары выстраивал перед собой бутылки в два ряда и пробегал по ним пальцами, как пианист по клавиатуре. И безошибочно отбраковывал негодные. Сколы появлялись потому, что не у всякого выпивохи была карманная открывалка или хотя бы перочинный ножик. Пиво открывалось ключами, хитро сложенными двумя столовскими вилками или просто путем ковыряния о твердый предмет – дверную ручку или радиатор отопления.

Отсутствие карманных открывалок приводило еще к одной неприятности: вместо того чтобы вытащить пробку, ее пальцем пропихивали внутрь бутылки. Такие бутылки не принимались. Однако находились умельцы, которые вытаскивали эти пробки тонкой проволочной петлей. Или даже шнурком от ботинок. Сам видел!

Теперь бутылки практически не сдают. Невыгодно. Ни сдатчикам, ни производителям алкоголя. За бутылку дают от сорока копеек до рубля пятидесяти. Сами считайте, сколько надо сдать, чтоб наскрести на пиво. Пивным фабрикантам тоже морока – сданную бутылку надо отмыть, отодрать этикетку. А новенькая, готовая к розливу бутылка со стекольного завода обходится не дороже двух рублей. Экономически все понятно.

Хотя с экологической точки зрения “оборотная бутылка” гораздо лучше, чем пластик и горы битого стекла. Наверное, какой-то выход будет найден. Но явно не завтра.


А теперь давайте вспомним карманные открывалки.

Во времена моей молодости был такой предмет, выточенный из титанового сплава. Штопор и открывалка в виде двух маленьких цилиндров. Они развинчивались, появлялся собственно штопор, а его футляр продевался в полукруглую проушину и становился поперечной рукояткой. Сама же проушина играла роль открывалки для пивных бутылок. В свинченном виде это был аккуратный брелок.

Эта штука называлась “бойцовка”. Потому что бойцами у нас назывались активисты по части выпивки. Не столько по части выпить, сколько по части раздобыть.


Надобно сказать, что советские времена были не слишком удобными в смысле купить что-нибудь из выпивки. Это теперь полнейший ассортимент на каждом углу, семь дней в неделю, до одиннадцати вечера. А тогда и ассортимент был куда беднее и магазинов сильно поменьше. И работали они, как правило, до семи вечера. Ну, до восьми. До десяти работал только Елисеевский магазин на улице Горького. А до одиннадцати – Смоленский гастроном на углу Арбата и Садовой. И точка. Как в анекдоте про иностранца в Ленинграде в 70-е годы. “Где тут ближайший ночной клуб?” Милиционер, хорошенько подумав: “Ближайший? Пожалуй, в Стокгольме”.


Однажды мы сидели у моей однокурсницы Лены в ее квартире на “Речном вокзале”. Вернее, пять остановок на автобусе от метро “Речной вокзал”. К половине двенадцатого уже всё допили. Страшно хотелось добавить. А взять негде, и от этого хотелось еще сильнее. И тут я вспомнил, что на аэровокзале, на Ленинградском проспекте, круглосуточно работает кафе. И там, в принципе, должно быть.

– Ну ты боец! – и все стали собирать деньги.

– Кто поедет? – легкомысленно спросил я.

– Ты и поедешь! – закричали все.

Сложились. Всего набралось рублей десять. Ого! Предательская мысль: купить две бутылки водки у шофера такси – был у них такой промысел, и бутылка стоила пять рублей. Но я же говорю – советский человек был экономически парадоксален, и поэтому я эту мысль сразу отбросил.

Я взял с собой двух девочек для храбрости и веселья. До аэровокзала домчали на автобусе, на метро и потом еще три остановки на троллейбусе: это между метро “Аэропорт” и “Динамо”. Переходим пустую площадь. Заходим. Кафе закрыто, естественно. Но зато работает буфет. Народу никого. И продается болгарское “Каберне”! Сорок копеек стакан! Ура, какое счастье! Но только в розлив. Строго. Бутылками ни-ни. Обещаю целый рубль сверху. Тетка крепка, как кремень. Она, дескать, за бутылки отчитывается. “Так скажете, что разбили!” – “А где осколки?”

Что же делать-то?! И тут я вспоминаю, что утром ездил в зоомагазин за рыбками для маленькой сестры. Нужных рыбок не было, а пластиковые пакеты у меня в кармане. Прочнейшие, специальные, емкие!

Снова подхожу к прилавку.

– Вина, пожалуйста.

– Только в розлив, я же сказала!

– Да, да, конечно. Двадцать стаканов, пожалуйста.

Продавщица стаканы нам подвигает, мы их в пакеты льем, а она приговаривает:

– Ну, вы бойцы! Ах, бойцы! Вот так бойцы!

Мы четыре пакета завязали, уложили за пазуху.

Обратно ехали на такси.

Все прямо рухнули. Кричали “ура!”. Целовали-обнимали. А один парень, он был постарше, подарил мне свою бойцовку. Как наградное оружие. Правда, я ее скоро передарил. Другому юному бойцу.

Татьяна Толстая

Несуны


Поскольку в магазинах в советское время ничего хорошего не было, или было, но с очередями, или было, но в другом городе, или было не моего размера, или надо было записаться и приходить на ежедневные переклички в шесть утра, а кто не пришел, того вычеркивали, или еще происходило что-нибудь, мучительно державшее в напряжении, то принято было “выносить”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века