— Все можно уладить, — сказала она. — Мы все исправим и выберемся отсюда. Я тебе помогу.
Дальше долго ехали молча. Давление в черепе грозило взрывом. Уже минуло шесть, впереди лежал Милберн, видимый в первых робких зимних лучах.
В памяти вспыхнул образ мужчины в лесу, Роберта Карьера, ухмылявшегося на снегу, дергавшегося и вертевшегося всем телом. Голову вновь сильно сжало, резкий электрический разряд ударил в позвоночник добела раскаленными искрами. Гораздо хуже, чем когда-либо раньше. Скотт почти бессознательно стиснул кулак, и подаренный матерью коврик треснул с краю, картонные полоски порвались с одной стороны.
В тусклом свете приборной доски виднелся краешек чего-то, засунутого внутрь. Похоже на желтую официальную бумагу, несколько листов, свернутых и спрятанных в плетеном коврике.
Соня покосилась:
— Что это?
— Внутри было.
Он развернул бумаги. Четыре страницы, целиком исписанные старательным, аккуратным почерком матери с большими, тщательно вымаранными абзацами, не поддающимися прочтению. Скотт включил верхнюю лампочку и взял первую страницу.
21.09.1969 Дорогой Скотт!
Если ты сейчас читаешь, значит, я как-то сумела связаться с тобой, чему очень рада. Твой отец говорит, что привез меня сюда ради моей безопасности и защиты, но от чего? Я не сумасшедшая, угрозы для себя не представляю. Хотя случившееся в тот вечер в «Бижу» убедило меня, что отец верит, мне здесь будет лучше, вдали от города и предполагаемой смерти. Не знаю, правда это или нет. Видимо, я слишком мало знаю. В этом страшном месте, полном страданий и боли, не задают вопросов. Я не сплю ночами, слышу крики. Но
Последние строчки абзаца замазаны перекрещенными карандашными штрихами, разобрать невозможно. Скотт пробежал глазами к концу листа, где текст возобновился.
Может быть, так лучше, чем жить с тем, что мне стало известно. Боюсь, из-за строгой охраны и лекарств, которые дают врачи, это письмо останется между нами единственной весточкой. Лекарства очень сильные, их дают регулярно. Начинаю забывать. Может, это благословение. Трудно сосредоточиться, но постараюсь.
То, что собираюсь тебе открыть, я выяснила перед пожаром в «Бижу». Подозрения возникли гораздо раньше. Тайком от отца я занялась семейной историей Мастов. Многие отцовские родственники покончили с собой, очень многие потеряли рассудок. Узнав это, я начала
Дальше перечеркнуто.
Прадед твоего отца был чудовищем, ходячим бедствием. Нет слов для описания его злодейств. Он выстроил Круглый дом для удовлетворения своих худших желаний и прихотей, не опасаясь разоблачения. Не знаю, сколько женщин и девочек погибло в его стенах, но их голоса до сих пор говорят со мной, возможно, поэтому я не так в себе уверена, как думала сначала. Или это от лекарств, или от криков в забытом Богом
в забытом Богом
Снова вымарка.