Без остановки. Автобиография

Я вынул тетради и положил их на кровать. Он взял их и спустился вниз по лестнице. Позже в тот же день мама сказала, что у меня на два месяца отберут тетради. Это был самый короткий срок наказания, которого ей удалось для меня добиться. Я предполагал, что уже никогда не увижу своих тетрадей, поэтому услышал приговор с чувством облегчения. Кроме этого я почувствовал, что стал сильнее, так как понял, что не расплачусь даже во время самого жестокого наказания. До того дня такого понимания у меня не было. Много десятилетий спустя просматривая дневники матери, я нашёл запись, сделанную ею в тот день: «Клод побил Пола. Ужасный день. Сильно болела голова».

Это был единственный раз, когда отец поднял на меня руку. С того дня в наших с ним отношениях начался новый период противостояния. Я поклялся посвятить всю свою жизнь мщению, даже если должен буду сам погибнуть. Бесспорно, это очень по-детски, но так я был настроен по отношению к отцу много лет подряд.

Глава III

Фотография в начале главы – моя бабушка на ферме Счастливой ложбины, 1916 г. (П. Боулз)

Когда я учился в седьмом классе, папа решил купить свой собственный дом. Этот дом был построен по проекту архитектора, с которым мы делили наше прежнее жилище, но располагался в нашем районе, отчего переезд оказался не очень хлопотным. Комнат в этом доме было больше, поэтому пришлось покупать новую мебель и ковры. Периодически к дому подъезжали грузовики с товарами из магазинов Lord and Taylor, Altman и Wanamaker. Мать сказала, что родственники из Вермонта и Нью-Гэмпшира прислали нам старинные вещи, включая много серебряных монет «времён революции».

Мест для новых открытий становилось всё меньше. Лес исчезал практически на глазах, и вокруг с пугающей скоростью появлялись новые дома. Это меня сильно расстраивало, но потом я решил, что «слишком много повидал в жизни», чтобы думать о подобных вещах, и с ещё большим рвением взялся за «работу». В тот год я написал целую серию длинных историй-мелодрам с названиями вроде «Это всего лишь пустыни» и «Крик в тумане». Одну из этих историй я отнёс в школу и оставил на столе миссис Вудсон. Судя по всему, рассказ ей понравился, потому что она спросила, написал ли я что-нибудь ещё. Когда я ответил, что написал, она предложила, чтобы я частями зачитывал рассказы перед классом во время учебного дня. Когда спустя две или три недели выяснилось, что запасы моего литературного материала не иссякают (когда я прочитал всё, что у меня было, каждый вечер лихорадочно писал новые рассказы), учительница сказала, что чтения будут проходить сразу после окончания занятий в три часа дня, и посещение не является обязательным. Меня должно было бы удивить (хотя тогда я об этом совершенно не задумался) то, что за исключением двух или трёх раз на чтениях класс присутствовал в полном составе.

Литературные чтения могли бы продолжаться бесконечно, если бы я не вызвал гнев миссис Вудсон тем, что, как ей сообщили, позволил себе грубое высказывание в адрес одной из одноклассниц. В тот день вместо чтений устроили длинный допрос. В начале присутствовали все ученики, потом девочек отпустили и остались одни мальчики, а под конец только я с учительницей, сцепившиеся в совершенно бессмысленном поединке. Я понимал, что она возмущалась моим поведением скорее для вида. Просто пыталась дознаться, сколько мне известно о половой жизни и откуда я это почерпнул (скорее всего, о сексе я знал меньше любого одноклассника, так как в то время ещё жил в иллюзии, что анатомически мужчины и женщины не отличаются – что это не так, я узнал только на уроках биологии в старших классах). Я очень убедительно делал вид, что знаю гораздо больше, чем знал на самом деле, поэтому бедная педагогиня не могла угомониться. Время было уже после пяти, а она никак не унималась.

«Я никак не могу понять, почему ты пристал к самой красивой, опрятной и умной девочке во всём классе? Ты можешь мне это объяснить?»

Что тут было думать: именно потому, что она такой и являлась. Но я не мог этого сказать, даже если бы и смог это сформулировать, и покачал головой. Я не знал, почему.

«Как ты думаешь, что скажет твоя мама, если обо всём этом узнает?»

«Ей бы это не очень понравилось, – признался я. – Но не думаю, что она была бы так сильно недовольна, как вы».

Я высказал это предположение, вспомнив реакцию матери, когда сказал ей, что миссис Вудсон считает членов унитарианской церкви и не христианами и не иудеями, а чем-то средним. («Не забывай, что она – невежественная и ограниченная женщина», – сказала тогда мать.)

«Я не понимаю, из-за чего вы так расстроились, – сказал я миссис Вудсон. – А что вы ожидали?»

Она побелела от злости, встала и после короткой паузы сказала: «Я ожидала чего-то лучшего. Ты можешь идти».

Когда я вернулся домой, было уже темно. Матери не было, но тогда у нас гостила бабушка, которая волновалась, что я опоздал. Я рассказал ей, что со мной произошло.

«Так что же ты сказал по поводу той девочки?» – поинтересовалась бабушка.