Без памяти

Дети за руки ведут меня на второй этаж, издавая при этом веселые визги счастья. Коридор очень светлый, на полу расстелен белоснежный ковер. Дети тащат меня в комнату, и когда я вхожу в нее, моему взору открывается радужная детская комната. Она поделена пополам: одна часть – зеленая, другая – синяя. В каждой половине у стены стоит двухъярусная кровать. На первом ярусе расположены небольшой диван и стол.

Дети усаживают меня в центре комнаты и начинают показывать игрушки.

– Вот это динозавр, – сообщает Лео, протягивая мне поделку из лего.

– А у меня круче! – восклицает второй ребенок. – У меня машина!

Спустя несколько минут меня окружает огромный арсенал игрушек на любой вкус: машины, самолеты, звери, непонятные штуковины и мелкие детали, которые мальчики решили вывалить на меня. «Вот не зря говорят, что дети – цветы жизни, – размышляю я, играя с детьми. – Им удалось буквально за несколько минут унять во мне тревожность, раскрыть глаза на многие вещи и почувствовать себя свободной. Свободной от кошмаров, переживаний, оков и прошлой жизни», – посещают меня теплые приятные мысли, которые греют душу.

– А хочешь, я покажу тебе свои рисунки?

– Давай, – говорю я.

Якоб поднимается и подходит к шкафу. Он умело открывает большие дверцы и ставит небольшую табуретку.

– Тебе помочь?

– Я сам, – говорит он, а его братец улыбается мне.

Я слежу за тем, чтобы ребенок не упал, иначе Белла сдерет с меня три шкуры. Однако Якоб держится молодцом и аккуратно достает из-под небольшой коробки свои рисунки и начинает спускаться с лестницы. И тут коробка падает на пол. Я охаю и подбегаю к Якобу, чтобы убедиться, что коробка его не задела. Хоть она и небольшая – не больше обычной книги, – все равно может ушибить ребенка.

– Ой! – восклицает Якоб, оглядываясь назад.

Лео тем временем совершенно не интересует то, что приключилось с его братом. Я же, подойдя к Якобу, спокойно произношу:

– Ничего страшного, я помогу.

– Хорошо! – отвечает ребенок и уносит свои рисунки в круг, где мы сидим.

Я наклоняюсь, чтобы собрать разлетевшиеся вещи – марки, бумажки, письма. И… Мое сердце начинает биться сильнее. Еще совершенно не остывшее от эйфории облегчения сердце вновь наполняется темной тягучей болью, которая отдается в висках. Я поднимаю с пола фотографию Лео и Якоба, сделанную, наверное, год назад, а быть может, и раньше. Их держит на коленях мужчина, который… «Нет, я не могу в это поверить…» Перед глазами возникает пелена, через которую сложно разобрать, что я вижу. Моргаю несколько раз, но не верю своим глазам. Мужчина, который держит этих детей – вылитая копия Джека. Если приглядеться, можно понять, что это не он. «По крайней мере, я хочу в это верить», – думаю я, всматриваясь в снимок.

– Тетя Мия!

Голос Якоба звучит настолько далеко, что я ощущаю, как у меня из-под ног уходит земля. Я задыхаюсь от переполняющих меня эмоций.

– Тетя Мия! – вновь зовет меня ребенок.

Я шумно вдыхаю через нос и медленно выдыхаю воздух вместе с переживаниями. Мне не хочется верить в то, что я вижу. «Это какая-то бессмыслица», – решаю я, стараясь нормализовать дыхание. Чувствую, что вот-вот потеряю равновесие. Подступающая от переживаний и ужаса тошнота готова вырваться наружу.

Детская маленькая ручка касается моей руки, и я поднимаю глаза. Передо мной стоит озадаченный Лео.

– Тетя Мия, вам плохо? – спрашивает он, а я читаю слова по губам, потому что не слышу и не понимаю, что он говорит.

Отрицательно мотаю головой, резко осознав, что пугать детей – не лучший вариант. Собираю в себе последние остатки смелости и улыбаюсь.

– Все хорошо.

Я чувствую, как дрожат губы. «Мне нужно держать себя в руках, – убеждаю я себя. – Не сейчас, Мия, не сейчас!» – командую я себе скрыть подступающие слезы паники.

– О, вы нашли нашу фотографию! – говорит Якоб, разглядывая ее из моих рук.

– А… вы…

Слова путаются, и дети, похоже, это замечают. Я делаю глубокий вдох и четко спрашиваю:

– Вы знаете этого мужчину?

– Конечно! – отвечает Лео. – Это наш папа.

«Папа», – мысленно повторяю я, чувствуя, как это слово режет мне сердце.

– Папа? – переспрашиваю я, усаживаясь на пол.

– Да, – кивают мальчики в унисон. – Он агент под прикрытием!

– Он?

– Да!

В горле пересыхает. Следующий вопрос вертится на языке, но задать его так же сложно, как и носить на себе тяжелую ношу.

– А… как его зовут?

– Мама запретила нам говорить, как его зовут, – отвечает Якоб, опуская глаза на фотографию.

Я замечаю, что мальчики смотрят на нее грустными глазами.

– Вы давно не виделись?

Оба молча кивают.

– И как давно вы его не видели?

– Последний раз мы встречались два месяца назад, – говорит Лео, протягивая маленькие ручки к фотографии.

Я не могу совладать с мыслями, которые водят в голове дьявольский хоровод. Их шум оглушает меня, засасывая все больше и глубже в омут тишины, которой я боюсь больше всего.

– Я скучаю по папе, – произносит Лео тихим голосом, отчего мое сердце съеживается еще сильнее.

– И я, – добавляет Якоб.