Без переводчика

Разговор у нас с Жаном курьезный. Он с восторгом вспоминает старые русские города — Владимир, Звенигород, Суздаль, достает фотографии и убеждает меня побывать там. Ну конечно! Непременно! А я рассказываю ему о живописных уголках арденнского леса, и он смущенно признается:

— А я ведь там не был…

— Да ну? — удивляюсь я, — Обязательно поезжайте!

И каждый радуется тому, что нашел друга, что страны наши так близко лежат на тесной планете, где все народы нынче соседи.

ОТКРЫТИЕ ЛЮКСЕМБУРГА

Были ли вы в Люксембурге?

Наверно, не были, читатель.

И мы, все тринадцать пассажиров автобуса, тоже ни разу не были.

Автобус стоит точнехонько на границе, фарами к югу: задние колеса в Бельгии, а передние — в Великом Герцогстве Люксембург.

Момент пересечения границы увлекателен сам по себе, а тут и подавно. Подумать только — Люксембург! Одно из самых маленьких государств Европы, лилипут, окруженный великанами. Да, рядом с ним даже Бельгия — гигант. С запада он граничит с Францией, с востока — с ФРГ. Население — триста двадцать тысяч человек, меньше, чем в одном районе Москвы.

Пожалуй, это почти все, что нам известно. Печать редко сообщает что-нибудь о Люксембурге. Мы чувствуем себя чуть ли не первооткрывателями и по этому случаю немножко задаемся.

Стоим мы на рубеже, у открытого шлагбаума потому, что надеемся увидеть пограничника. Интересно, какая у него форма? Воображение невольно рисует камзол, шляпу с перьями и алебарду или мушкет. Должно быть, так действуют слова «великое герцогство», звучащие столь архаично.

Где же пограничный страж?

— Слишком холодно сегодня, — притворно сокрушается Лоран, наш шофер бельгиец, весельчак и рассказчик анекдотов.

Мы смеемся: ведь не может же быть, чтобы пограничник побоялся холода. Однако страж так и не вышел из своей будки. Мы заметили лишь мановение руки за стеклом, серебряным от мороза. Великое герцогство милостиво, без всяких формальностей приняло нас в свои пределы.

Впереди самое обычное шоссе, рядок двухэтажных домов, прижатый к лесистой волне Арденн. Дома на первый взгляд такие же, как в Бельгии…

— На что вы надеялись? — удивляется мой сосед, человек неромантического склада, — Какая тут может быть экзотика!

И все же что-то изменилось. Мушкетеров нет, но… Сдается, не наш век, а какой-то другой встречает нас в этом люксембургском городке. Неширокие окна, прорубленные в толстенной кладке, тяжелые железные ворота крепостной стати, ведущие в тесный дворик, старомодные, неразговорчивые, неяркие вывески. Они не бросаются в глаза, не зазывают…

— Немного провинциально, а? — говорит грузин Челидзе, переводчик Хемингуэя.

— А мне нравится эта страна, — веско произносит Ааду Хинт, наш эстонский собрат по перу.

В Бельгии он выходил из себя: там в глазах пестрело. Всюду: в витрине, на столбе, на крыше и даже на сарае — всюду реклама или виски «Королева Мэри», или аперитива «Ганчия», или пива «Пьебеф».

День еще не угас, а на улице ни души. Похоже, городок уснул. Очень скоро придет темнота и не даст нам разглядеть все еще загадочный Люксембург.

Улица кончилась, к шоссе придвинулся лес, потом отхлынул, и началась другая улица, точь-в-точь такая же, как первая. Впереди плотные ряды домов-бастионов и стекло-бетонная бензостанция, сверкающая, как хрустальная ваза.

Лоран включает свет. Я вижу табличку с надписью: «Улыбайтесь», укрепленную в кабине, над зеркальцем, вижу круглые плечи и розовый затылок Лорана. Уши его шевелятся. Мы все знаем, что это значит. Он всегда двигает ушами, прежде чем рассказать какую-нибудь историю.

— Ну что вы ждете от Люксембурга? — начинает он. — Да вы оглянуться не успеете… Страна-то вся— семьдесят километров в длину.

Лорана легко понять: в Люксембурге он чувствует себя представителем огромной державы.

— Как-то раз приехал сюда один турист, — продолжает он, — «Ах, — говорит, — какие красивые у вас горы!» А гид люксембуржец этак сквозь зубы: «Ничего особенного, мсье! Обычная немецкая гора!» Турист поглядел в другую сторону. «Ах, — говорит, — какой прелестный замок!» А гид ему: «Недурен, мсье! Только он тоже не наш. Он во Франции».

За стеклами автобуса уже не различалось ничего, кроме редких огоньков и косматых, черных шапок леса на холмах. И вдруг, когда я уже решил, что Люксембург скрылся от нас до утра, сверкнула красноватая молния.

Сверкнула, но не погасла. Огонь мелькал за стволами деревьев, бежавших вдоль обочины шоссе. Лишь спустя несколько минут я понял, в чем дело. Это маленький Люксембург, маленький стальной силач, сообщал о себе самое важное.

Там, в долине, литейщики выплеснули шлак. На заводе, скрытом от нас темнотой и пологом леса, заверши? и плавку.

Из всего виденного в тот вечер мне больше всего запомнилось именно это: багровые молнии, врезанные в исконное лесное приволье, в сельскую тишину.

Гуден мойен!