— Барон и граф, и герцог получают свои доходы от земли, а земля ограничена. Сколько ее пожаловано тебе в ленное владение, столько и имеешь. Меж тем фабричник может получать деньги от станков и покупать на них новые станки, и с них тоже получать доход, и так без конца — снежным комом! Так же и купец, что возит товар вагонами по этой… рельсовой дороге. Нанял один вагон, перевез, продал. На выручку нанял уже два вагона, а потом — три, и так далее. Понимаете, к чему это приведет?
Леди Сибил открывает было рот для ответа, но гость взмахом руки велит ей помолчать. Мужчина привык к долгим речам с кафедры и не привык к диалогам. Его зовут Галлард Альмера, он носит сан архиепископа Фаунтерры и первосвященника Праотеческой Церкви. В мирской иерархии он стоит на одной ступени с правящим герцогом. Большой гость, высокая честь для графини Нортвуд.
— Вот у вас книги, графиня: целый шкаф имеется в наличии. Это печатные тома. Я сейчас промолчу о том, что печатные книги лишены души и холодны, как субстанция тьмы. Священное Писание должно быть только рукописного издания, и никак иначе! Но теперь скажу о другом. Когда станки уже налажены и пущены, один такой том выпускается за день. Вы можете представить себе, графиня: за день — копия книги! С этаким темпом книга быстро перестанет быть ценностью. Кто станет ценить вещь, которую можно произвести за жалкий день! Уйдут в небытие времена, когда манускрипты являлись наставниками человека, светочами мудрости. Книга станет салонной игрушкой, этаким развлеченьицем на потеху публики. Помяните мое слово: скоро появятся книги, в которых не будет уже ни слова мудрости, а один лишь досужий, праздный вымысел!
Он забрасывает в рот очередной кусок и добавляет, шевеля челюстями:
— Одна эта новая мода — держать тома в трапезной — уже говорит о многом.
Леди Сибил краснеет. Книжный шкаф-витрина красуется в паре шагов от обеденного стола, призванный сообщить гостям об учености хозяйки.
Его светлость хмурым взглядом окидывает залу, ища новых признаков морального упадка. Вместо традиционной сутаны Галлард Альмера облачен в светский наряд: белую сорочку и синий бархатный камзол с серебристыми спиралями на рукавах. Священные знаки смотрятся подобием гербов, какие носят рыцари на наручах. Воинственный знак.
— Искровая люстра, — приарх бросает взгляд на потолок, — по сути своей, предмет благостный и светлый. Но ведомо ли вам, графиня, что искровые цеха на крупнейших реках государства работают днем и ночью? Феодалы, управлящие ими, не желают терять прибыль, и никогда не останавливают валы искровых машин. Искровая сила подводится к лампам и фонарям круглые сутки. Ночь — больше не время покоя. Улицы Фаунтерры и Алеридана всегда освещены, жизнь не замирает ни на час. Скажите мне, графиня, для кого эти ночные огни? Того, кто прежде был добрым прихожанином, теперь одолевает соблазн: отправиться ночью на увеселения, придаться праздности и блуду. Что уж говорить о ворах, шлюхах и прочем отребье! Все поросли греховности расцветает буйным цветом под ночными огнями!
Мира, сидящая слева от гостя, слушает вполуха. Она питает некую долю любопытства и даже уважения: первосвященник наделен талантом находить темную сторону во всем. Нельзя не признать: для этого требуется немалая изощренность ума. Однако половина мыслей девушки отдана письму. В нем имелась странная фраза, неувязка… она не дает покоя Мире.
— Беда в том, — изрекает Галлард Альмера, — что стираются границы. Меж камней, из которых сложено мироздание, пробиваются ростки этих мерзостных изменений и разрушают кладку. Порядок рушится, на смену приходит хаос. Третьего не дано: где отступает свет, там является тьма.
— О каких границах говорит ваша светлость? — уточняет леди Сибил. Она почитает гостя умнейшим человеком, ловит каждое слово и силится понять.
— Границы имеются повсюду. Без них человечеству не обойтись, как отаре без пастыря. Мудростью богов проложены грани, отделяюшие крестьян от купцов, дворян от духовенства, город от села, день от ночи, честь от бесчестия, добро от зла. Лишь тот угоден богам, кто понимает свое место и не преступает границ.
Мира нашла письмо нынешним утром. Беседа с Беккой навела на мысли: Дом Альмера, даже если он непричастен к заговору, занимает слишком много места под Луной. Мира слышала имя герцога Айдена еще на Севере, в каком-то странном контексте — давнем, будто покрытом пылью. Она поставила за цель отыскать. Извлекла на свет отцовскую шкатулку с бумагами. Перелистала, пересмотрела, перечитала грамоты, поручитесльства, пожалования, письма. Сумела сдержать слезы, наткнувшись на мамину смертную. И не сдержалась таки, расплакалась, когда прочла свои собственные детские письма. Отец заботливо хранил их годами…