Без помощи вашей

Эрвин отнял руки воина от живота и осмотрел рану. Его замутило, он отвел взгляд.

Наверное, надо что-то сказать. Тьма, а это не просто. Эрвин видел немало смертей, но ни разу ему не доводилось говорить эти слова. Может, соврать? «Закройте глаза, расслабьтесь, не волнуйтесь. Я что-то придумаю. Лежите спокойно…»

— Ваша рана смертельна, капитан. Тут ничем не поможешь.

— А то я не знаю.

— Что… что я могу сделать для вас?

Лицо старого воина исказилось гримасой, он фыркнул. Тут же зашелся мучительным кашлем, сплюнул кровь.

— Сделать… для меня!.. Зажимал рану всю ночь и утро… ждал — может, кто выжил. Надеялся, один из моих… из кайров. Сказал бы: найди их, отомсти… поклянись. — Он перевел дух, отдышался. — Но выжил ты… еще и раненый.

— Я отомщу!.. — прошептал Эрвин и хотел добавить: «Клянусь», но осекся, наткнувшись на взгляд капитана, полный страдания и горькой насмешки.

— Отомстишь… ты…

Он поманил Эрвина пальцем, и тот придвинулся ближе к голове воина. Теобарт перешел на шепот.

— Сделай вот что. Сделай это… слушай внимательно. Отыщи бумагу, перо… Садись, пиши. Пиши, сколько хватит сил, пока не зайдет солнце… Потом зажги факел, пиши дальше. Все напиши, что здесь было, понял?.. Напиши: их было тридцать. Напиши…

Внезапная злость проснулась в груди лорда. Он оборвал раненого:

— Всего тридцать? Как, тьма вас сожри, три десятка дикарей одолели вас?! Что вы за воины?!

— Дикари?.. Дикари?!

Лающий, давящийся кашель — неверное, это смех.

— Какие они дикари?! Посмотри на тела! У них были искровые копья! Мечи, хауберки, алые рубахи. Это… — кашель, сгустки крови, — …люди Короны.

Эрвин оторопел. Люди Короны? Искровая пехота владыки Адриана?! Умирающий воин, наверное, бредит!

— Быть не может, — отрезал Ориджин.

— Да посмотри на тела! Копья, форменные рубахи, гвардейские сапоги! И говор был — как на Востоке, в Землях Короны! — Теобарт перевел дух, глядя на лорда с бессильной яростью.

Люди Короны! Эрвина оставил раненого и оглядел труп чужака. Алая рубаха поверх кольчужной брони, кожаные бриджи, высокие сапоги — все было добротное, форменное, сшитое в цехах Фаунтерры. А обрубок древка, что он нашел прежде, — ведь это было острие искрового копья!

Эрвин вернулся к Теобарту.

— Боюсь, что вы правы.

— Еще бы, я прав… Напиши все это, запомнил? Про искровиков, про Дар, ночную атаку…

— Да, капитан. Что потом?

— А потом… Листы с записью прибей кинжалом к дереву. На теле не оставляй — волки растащат вместе с мясом. Прибей к дереву повыше, понял? Но так, чтобы увидели… А потом… — Эрвин похолодел, поняв, что услышит сейчас. — Взведи арбалет, если хватит сил. Направь вот сюда, под нижнюю челюсть… Быстрая, легкая смерть, без усилий. Ты сможешь…

— Постойте, Теобарт! — вскричал молодой лорд. — Я жив, разве не видите? Я остановил кровь, рана заживет! Пойду в Первую Зиму, осенью буду там! Я отомщу за вас, слышите?

Губы Теобарта изогнулись в болезненном оскале. Он горячечно зашептал, схватив Эрвина за ворот:

— Ты понял меня? Запиши все, прибей к дереву. Взведи арбалет. Это проще, чем перерезать себе горло.

— Я выживу, — сказал Эрвин.

— Ты… ты… — капитан отвел глаза. — Кто бы другой… Но ты.

— Я выживу, Теобарт, — прошипел сын герцога, чувствуя, как злость разгорается в груди. — Тьма тебя сожри, я выживу! Вернусь в Первую Зиму. Я выживу, слышишь!

Капитан захрипел, зрачки закатились. Жизнь, однако, оставалась в теле: ребра поднимались и опускались.

— Я выживу, — повторил Эрвин и порывисто встал.

Голова закружилась, круги поплыли перед глазами. Он мучительно закашлялся. Зажал рот рукой, а после придирчиво осмотрел ладонь: ни капельки крови. Просто улыбка Праматери: удар ножа не задел ни сердце, ни легкое. Значит, Теобарт ошибается: все не так уж плохо! Следует обработать рану — промыть орджем, смазать лекарским снадобьем и наново перебинтовать. Потом нужно убираться из лагеря. Похоронить погибших — об этом не приходится и думать. Значит, на запах мертвечины соберутся волки… к ночи их будет целая стая.

Куда идти? У подножия холма отряд проходил небольшой ручей. До него ярдов пятьсот. Ручей — хорошее место. Рана будет заживать не меньше двух недель, это время придется как-то пережить. Следует взять с собой запас пищи, арбалет с болтами, лекарские снадобья, одеяло… немного воды… Мысли отчего-то стали вялыми, безучастными. Словно кто-то другой будет собирать припасы и оружие, идти к воде, а Эрвин тем временем… ляжет спать. Да, чертовски хотелось спать, веки слипались. Так бывает от жары и духоты, если приходится сидеть в тесном помещении летним днем. Может быть, прилечь? Вреда от этого не будет… Лекари говорят: человек выздоравливает во сне. Вчера рана болела нестерпимо, а сегодня — меньше; вот только слабость в теле и вялость мыслей, и дрожь в руках… Возможно, после сна и это пройдет?..

Кайр Теобарт вдруг открыл глаза и тихо, но внятно произнес:

— Удар милосердия.

Эрвин вздрогнул.

— Удар милосердия, милорд, — повторил раненный воин.