— Нет, добрый господин. К нам-то редко заезжают… Разве если в монастырь паломники идут, то могут забрести на чарку-другую. С них-то и живу… Но в четверг — нет, в четверг не было никого.
— Эх… — махнул рукой Хармон и присосался к кружке.
— Отчего так печалишься? — посочувствовал трактирщик. — Сильно тебе нужны те всадники?
— Нужны — не то слово! Один из них мне кругленькую сумму задолжал… А теперь поди сыщи его. Точно знаю, что он в четверг проехал от развалин на север — и как сквозь землю провалился! Лысенький такой, щекастый, с брюшком, на пивовара похож. Вроде бы, памятная внешность — а нет, никто не видел на десять миль вокруг!
— Да уж, бывает… — покачал головой трактирщик и поведал — не сказать, что к месту — историю о том, как у него украли лошадь.
Хармон допил, вздохнул и пошел прочь, повесив голову. Трактирщик вдруг окликнул его:
— Как, бишь, ты сказал, выглядит этот твой должник?
Торговец повторил. Трактирщик почесал затылок.
— Слушай-ка, а ты, часом, не брата Людвига имеешь в виду?
— Какого еще брата? — не понял Хармон.
— А, ну нет — так нет, — пожал плечами трактирщик. — Тебе виднее.
— Постой, постой. Я с этим пузатым не близко знаком. На рынке познакомились, назвался он таки Людвигом — это верно. Но вот чей он там брат — этого я не знаю.
— Значит, он был не в сутане?
— В какой еще сутане? — совсем растерялся Хармон.
— А, ну тогда точно он! С тебя монета, господин! Нашел я твоего должника.
— Да кто же он?! — вскричал торговец, боясь верить.
— Брат Людвиг! Из Максимианского монастыря, что в двух милях на запад от хутора.
— А почему думаешь, что это он?
Трактирщик принялся загибать пальцы:
— Во-первых, по виду подходит — лысенький, с брюшком, щеки висят. Во-вторых, он мне тоже агатку задолжал. Сказал — верну на неделе, но все никак! А дело еще весною было. И в третьих, самое главное: брат Людвиг иногда выходит из монастыря без сутаны. Имеет он такую странность. Раз заехал ко мне на чарку — одет, будто мещанин, я его даже сразу не признал. Ты как сказал, что твой Людвиг был без сутаны, — тут я сразу понял: точно он!
Хармон затаил дыхание:
— И что же, в четверг он к тебе заходил? С двумя спутниками?
— Неа. В четверг я его не видал. Ты, видно, спутал: в среду здесь брат Людвиг проезжал. И не к монастырю ехал, а от монастыря. Туда вон, в сторону развалин крепости.
Максимиановская обитель была укреплена как надо — чего, впрочем, и следовало ожидать от монастыря, расположенного среди полей. Двадцатифутовые стены венчались галереей с бойницами, ворота были окованы железом и снабжены дополнительной подъемной решеткой из дубовых брусьев. Правда, башен не было, и это обстоятельство, несомненно, порадовало бы командира осадного отряда из пары сотен бойцов. Беда в том, что все войско Хармона-торговца состояло из одного недорыцаря, одного дезертира и одного старого пьянчуги с копьем.
— Что ж, начнем с разведки, — сказал Хармон, глядя на белеющие стены монастыря с опушки рощицы. — Так ведь полагается по правилам военной науки?
Джоакин важным кивком подтвердил: да, именно так.
— Паломники обыкновенно выглядят несчастными людьми, — сказал Хармон. — Или нищие, или хворые, или юродивые, или голодные. А лучше — все вместе.
Он скептически осмотрел свою свиту. Все были, как на зло, здоровы и жизнерадостны. Более всех походил на нищего страдальца сам Хармон, до конца не оправившийся от голодовки. Однако ему в монастырь дорога заказана: пузатый брат Людвиг, если именно он и был тюремщиком, помнит Хармона в лицо. Джоакин со Снайпом отпадали — они имели слишком уж воинственный вид. Не подошел и Вихорь — тот был хоть добродушен, но крепок. Хармон пригляделся к Луизе:
— Значит, вот что я тебе скажу. Ты станешь паломницей. Жизнь твоя — штука нелегкая. Муж у тебя помер…
— Вот те на!.. — возмутился было Вихорь, но Хармон повысил голос:
— Да-да, Луиза, овдовела ты. Осталась одна с двумя спиногрызами, да еще на твоей шее сидит престарелый отец. Папашка, значит, ничего делать не может, поскольку беспробудно пьет. Это будешь ты, Доксет.
— Я, хозяин?..
— Именно ты. Я тебе для убедительности чарку орджа налью… две. Твоя задача, Доксет, выглядеть полным дураком: смеяться невпопад, ко всем с болтовней приставать, нести всякую чушь.
— Ну, уж вы придумали, хозяин! Этакий маневр я только в Шиммери видал. Пошли мы в разведку на Львиные Врата, и наш командир говорит: переодеваемся скоморохами…
— Вот-вот, отлично справляешься, — похвалил Хармон. — А твое дело, Луиза, показывать всем своим видом, что жизнь — несладкая штука. Сделай суровое лицо и не улыбайся. Вообще забудь, что такое улыбка, поняла? Платье надень грязное и старое, башмаки — сбитые, плащ возьми не свой, а Вихрев — видно будет, что он с чужого плеча. Котомку возьми, но пустую — внутрь пару тряпок кинь, не больше. Пусть не думают, что у тебя какое-то добро водится.
— Подол платья подвязать? — предложила Луиза. — Так делают, когда идут пешком по грязи.