Без пощады 3

Набранные им из когда-то и что-то представлявшего из себя отребья штурмовики не протянут долго, тут можно даже не сомневаться. Но этого и не требовалось. У вошедшего внутрь отребья была лишь одна задача — сдохнуть. И Хмауль был уверен, что уж с этим придурки вполне сумеют справиться…

6.

Грозный с виду, но гнилой внутри отряд псевдо-штурмовиков прошел по направлению к жилому кварталу еще метров сто. Затем они все умерли. Сначала из пройденной ими амбразуры вентиляции ударило две очереди, крест-накрест хлестнувшие по отряду. Стреляли не иглами — пулями. И метили не в бронежилеты, а по ногам. В результате с воплями упали все — кто-то от ран, кто-то с испугу. Еще одна очередь добавила ран и обреченности, а через несколько секунд стенная панель вылетела и в коридор с озверелыми криками выскочило четверо мужчин с огнестрельным оружием. Они добили почти всех еще живых, а парочку самых крикливых подхватили под руки и утащили в темноту.

Следом из скрытого панелью помещения появилось больше десятка вооруженных парней, похватавших трупы и деловито утащивших их прочь. В коридор вкатилась старая модель пузатого дрона-уборщика с насмешливой надписью «Самовар-Пыхтелыч-6», принявшегося за влажную уборку. Кровавые разводы быстро исчезали в жадно булькающем пузе дрона, стенная панель вернулась на место. Когда через пару минут по коридору пробежала группа озабоченных мужчин в засаленных комбинезонов, спешащих оценить повреждения ворот, даже самый придирчивый взгляд не сумел бы увидеть в этом отрезке коридора ничего подозрительного. Разве что свежих царапин добавилось на стенах и полу. Но даже если и укажут на них пальцами — что с того? Да и кто будет тут расхаживать и приглядываться?

7.

— Хма-а-ауль! — провыл трясущийся чернокожий наркоман, с ужасом глядя на свои перетянутые жгутами израненные ноги — Мне бы к доку… мне бы к доку…

— Хмауль? — тихо переспросил седобородый неприметный дедок, сидящий на лавке у двери и неспешно потягивающий крепкий сладкий чай из треснутой чашки — А что еще знаешь?

Один из крепких парней врезал наркоману и тот покатился по полу, оставляя красные пятна.

— ХМАУЛЬ! ХМАУЛЬ! ХМАУЛЬ НАНЯЛ! — заорал он, корчась от боли — Дока… дока бы! Или дозу!

— Дайте ему — кивнул дедок и к шее наркомана прижался многоразовый дозер из помутневшего пластика.

То, что содержалось в дозере не назвал бы чистой смесью никто — даже самый конченный наркоша. Но эта смесь была не для своих «домашних» наркоманов-бедолаг, а для чужих — а тех не жалко. Получивший приход химического кайфа израненный доходяга забыл о своих ногах и торопливо заговорил, стараясь вспомнить каждую мелочь. Вот только вспоминать ему особо было нечего — он назвал лишь пару вспомненных чудом имен да увиденную мельком блестящую черную машину. Закончив, он утер сопли о плечо и робко улыбнулся внимательному слушавшему дедку.

— Все? — уточнил тот.

— Все! — облегченно выдохнул наркот и через секунду умер от короткого выверенного удара ножом в сердце.

Когда он затих, убивший его мужчина средних лет повернулся к старику и мрачно произнес:

— Хмауль из макаронников. Это прозвище.

— Слышал о таком — кивнул задумавшийся дедок.

— Получается итальяшки на нас поперли? Под шумом решили разобраться с нами?

— Чушь! — буркнул старик и, оставив чашку, поднялся, опираясь на потемнелую от возраста деревянную трость — Подстава это. Кто-то хочет столкнуть нас лбами с макаронниками. И не пожалел ради этого дела нескольких сотен кредов.

— А если все же итальяшки?

— Ты, Семен, соображать так и не научился, вижу…

— Пап…

— Не папкай мне тут… Сам подумай — кто бы в здравом уме решил, что такими силами нас можно взять? Это чья-то мелкая пакость — и не слишком умелая. И от этого обидно чутка…

— Почему?

— Ну раз они рассчитывали, что мы клюнем на приманку и пойдем крошить итальянцев — значит, считал нас дураками. А это обидно. Надо бы отыскать этих негодяев. И дать им почитать Достоевского — там, где про топор. А затем показать на практике. Понял меня, Семен?

— Понял. Найдем. Покажем. А с макаронниками что?

— А с ними я сейчас свяжусь и поговорю. Раз укололи нас — уколют и их, выставив все так будто русские Ваньки атакуют.

— А Хмауль?

— Он ли это был? Если верить покойным — дедок безразлично взглянул на три вытянувшихся на полу трупа — То этот Хмауль раз семнадцать свое имя повторил. Он же не глухих нанимал. Тупых — да. Но не глухих. Опять же, если нанимаешь таких никчемных, значит, нанимаешь втемную — так зачем имя свое орать во всеуслышание?

— Я понял.

— Усиль охрану периметра. Убедись, что все наши внутри. Отправь квартальных — пусть считают прямо по головам. Всем что-то услышавшим поясни доходчиво — итальяшек мы уважать не уважаем, но ни в чем не виним. А как разберемся — расскажем всем что да как. Понял?

— Да.

— Выполняй… И чтобы никто из наших наружу не совался! Сообщили мне тут, что вошел ударный отряд полицейских — и ведет его сам бравый лейтенант Линдрес…

— Вот дерьмо…

— Рот!

— Прости, пап…

8.