При проектировании скафандра «Гранит-2» конструкторы предусмотрели все и даже больше. В частности, такую ситуацию, когда надо человека напоить, а открыть забрало условия не позволяют. Скажем, языки пламени кругом и угарный газ с дымом вперемешку.
Для этого в горловой бронедетали сделана поилка. Она рассчитана в первую очередь под типовые тюбики с трубочками, но можно с ней работать и методом простого налива.
Снимаем предохранительную крышечку и заливаем жидкость в наружный приемник. После чего крышечку завинчиваем и включаем микронасос. Жидкость прогоняется через фильтры и поступает в небольшую емкость, которая находится уже на внутренней стороне скафандра. А из емкости к тебе в рот сама выдвигается трубочка. И пей-веселись!
Конечно, муромская старка через трубочку — преступление против самого духа исконной русской культуры. Старку, мил-други, надлежит потреблять из такой же, как сама фляжка, аккуратной берестяной чарочки на осьмнадцать золотников ровно. И чтобы с моченым груздем обязательно, а пуще того — с рыжиком…
И занюхивать, занюхивать всенепременно! Обязательная часть ритуала! Пышной шевелюрой боевого товарища!
Шутка.
Эхма, ладно…
Наливай, Егор, и — понеслась! Кто не умрет — живым останется!
— Чтобы не последний! — провозгласил Кожемякин типично муромский тост.
Мы хлопнули, точнее сказать — соснули. Все, кроме Дантеса.
— О, найс виски, найс виски! — оживился Тексас Ро. Дантес довольно холодно перевел:
— Мой друг из субдиректории Центральная Калифорния говорит: хорошая водка.
— Ты ему скажи, Данушка, что это не водка никакая, а старка, — попросил Егор. — Или ладно, пусть его… А сам-то почему не выпил?
— Спасибо, я сыт.
— При чем здесь сыт?! Это не еда, а лекарство. От кручины.
— Егор, да не цепляйся ты к собрату по Великорасе, — сказал Коля. — Может, он непьющий.
— Да-да, хорошо! Непьющий! — закивал Дантес.
— Ну и ладно, нам больше останется, — с неожиданной легкостью отступился Кожемякин. — Кому повторить?
— Спасибо вам, Егор Северович, но меру надо знать. Лучше меньше, да чаще. Пойдем мы работать, — церемонно откланялся один из старших техников и знаками отозвал всех своих коллег.
В самом деле: по правилам техники должны были, не дожидаясь приказа, осмотреть флуггеры, устранить мелкие неисправности, пополнить запасы ГСМ и боекомплект твердотельных пушек (если таковые имелись). После этого требовалось поставить несколько полностью подготовленных к вылету машин на катапульты — на боевое дежурство.
А вот мы вплоть до дальнейших распоряжений командования имели полное право даже задрыхнуть. Единственное, что вменялось нам в обязанности, — находиться в непосредственной близости от своих машин.
— Эт-то что тут за кабак?!
Мы обернулись. Ой, мамочки… Белоконь!
Ну, сейчас начнется… «Это вам не бардак!.. Это российский военфлот!.. Гвардейский авианосец!.. В неустановленное время! В неустановленном месте! Распитие спиртных! О вашем проступке будет доложено!»
Но Кожемякин ничуть не смутился. Как равный Белоконю по званию и старший по возрасту (впрочем, младший по должности) он, не подумав даже спрятать флягу, с вызовом ответствовал:
— Горькую пьем, Андрюшка!
Белоконь, к моему громадному изумлению, вроде как даже улыбнулся.
— Да ясно, что не сладкую…
— Как леталось, сокол занебесья?
— Три борта потерял… — вздохнул Белоконь. — Но и мы в долгу не остались. Я одного завалил точно. Еще пять «Абзу» можно записать на групповой счет эскадрильи. В общем, «три-шесть» в нашу пользу. И ракет этих, «Рури», нащелкали, как семечек, несчетно… Но три пацана, черт… Жалко… Эх, налей-ка и мне, Егор.
«Вот так да! Неужели правду говорят, что война делает людей лучше?»
— Ну, за что теперь? — бодро осведомился Свинтилов. — За победу?
— За победу мы уже сегодня повоевали, — сказал Кожемякин. — Давайте по-человечески, а? Будем живы — будем здоровы!
— Постойте!.. Постойте-ка, товарищи, не пейте! — разволновался Лобановский. — Можно мне сказать?
— Молодым везде у нас дорога, — благословил мичмана Белоконь.
— Я предлагаю выпить… За моего ведущего лейтенанта Пушкина!.. Честно, без подхалимажа! Два вылета — и два раза товарищ Пушкин мне жизнь спасает!
— Ну уж два… Два раза по половинке… — заскромничал я.
— Это как же ты, Саша, умудрился? — Белоконь посмотрел на меня с неподдельным интересом. Впервые, кажется, за четыре с половиной года знакомства.
Ну не рассказывать же, как Лобановский заснул прямо в боевом вылете, а я его разбудил?!
— Да вот как-то так случилось… Когда летали на сопровождение «горбатых», в условиях радиомолчания у мичмана случились проблемы с навигацией, ну а я его домой привел. А в этом вылете ему плоскость оторвало… И всех моих заслуг — что я ему запретил катапультироваться. Ничего героического, одним словом.
— Вот только не надо ложной скромности, Саша, — шутливо пригрозил мне пальцем Свинтилов. — Знаем мы, у тебя всегда «ничего героического». А потом выясняется, что ты и джипсов на Наотаре валил, и охраннику клонскому пулю в лоб засадил, и от егерей «Атурана» убежал… Так что — за тебя Саша! И за звездочку твою вторую необмытую!