— Верни его, — сказала Ивоннель. — Я прошу тебя об этом. Верни его в добром здравии. Его путешествие пока что не завершилось. Его путь изменился — если бы не… ты, которого не должно быть здесь в этом воплощении. Может ли Артемис Энтрери не идти по дороге до конца своих дней, возможно, к менее суровой цели?
— Он шёл дольше, чем положено любому человеку.
— Но путешествие было крайне интересным.
Шерон снова улыбнулась, даже хихикнула, и кивком выразила своё согласие.
— Ты не видишь здесь проблемы? — спросила Ивоннель. — Ты вмешиваешься. Тебя не должно быть здесь, и ты выносишь окончательный вердикт по поводу того, что ещё не достигло окончания.
Шерон вздохнула, пожала плечами и снова вздохнула.
— Я знаю, что говорю правду, — сказала Ивоннель. — Ты и сам об этом знаешь — знал с самого начала. Или ты из тех, кто может заставить всех не лгать самим себе — всех, кроме самого себя?
Это вызвало у Шерон смешок — как будто искренний.
— Браво, проницательная дроу. Интересно, насколько проницательной ты окажешься в конце?
Девочка улыбнулась и вздохнула.
— Возможно, мне пора уходить, — согласилась она, посмотрела в сторону, на кокон, и издала резкий шипящий звук. Кокон немедленно начал растворяться… превращаясь в новых ос.
— Нет! — воскликнула Далия и шагнула в ту сторону. Она отступила, когда поднялась уже вторая туча насекомых, похожая на первую, но другого оттенка. Затем она отступила ещё дальше, Атрогейт взвыл и присоединился к ней, а Реджис спрыгнул с кареты. Две стаи насекомых вступили в бой — оса против осы, кусаясь и жаля, сражаясь друг с другом — взаимная смерть в общих объятиях, безумная война крохотных созданий, настолько равных по силам, что стаи истребили друг друга.
— Видишь? — спросила Шерон, когда последняя оса рухнула на землю и погибла. — Всегда найдётся другое имя.
На земле закашлялся Артемис Энтрери. Он скорчился, его вырвало — а потом мужчина сел, обхватив колени и сотрясаясь от дрожи. Далия и Атрогейт бросились к нему.
— Это было… интересно, — сказала Шерон, обращаясь к Ивоннель. Девочка полетела обратно по южной дороге, по пути становясь всё более прозрачной.
Реджис вышел с другой стороны кареты и с потрясением увидел, что Ивоннель бросилась бежать следом.
— Шерон! — окликнула она. — Совесть!
— Совесть? — переспросил полурослик, и его глаза широко распахнулись, когда он начал понимать.
Полупрозрачная девочка замерла и обернулась.
— Скажи мне, — попросила Ивоннель.
— Сказать?
— Небеса или ад? — спросила жрица. — Можешь мне сказать?
— Для тебя? — недоверчиво поинтересовалась Шерон, заметно потрясённая — как будто сам вопрос настолько выходил за мерки разумного, что его вообще нельзя было задавать.
— Нет, — прояснила Ивоннель. — Я знаю, что этого ты рассказать не можешь. Но… для всех. Для всех нас. Для всего мира и тех, кто в нём обитает. Я спрашиваю тебя — того, кто видит лучше всех нас, к чему всё идёт? Какая чаша весов перевесит?
Девочка рассмеялась над ней.
— Скажи мне, — умоляла Ивоннель.
— Скажи себе сама, — и Шерон полетела в ничто.
Реджис подбежал к Ивоннель, которая внезапно вздрогнула, дёрнула головой и громко охнула.
— Что? — спросил полурослик.
Ивоннель не ответила — Шерон сказала только ей. В её разуме голос девочки прошептал: «Дуга разума клонится к небесам. Тьма немногих может привести к аду».
— Что? — повторил Реджис.
Ивоннель улыбнулась и закивала.
— Что? Ты должна сказать!
— Это длинная игра, друг мой, — ответила ему Ивоннель. — Долгий путь. Но не теряй веры, ведь теперь я считаю, что его стоит преодолеть.
— Что? — снова спросил Реджис обрывающимся голосом. — Ты скажешь мне, в чём дело, или нет?
— Ты уже знаешь.
— Как её звали?
— У неё много имен.
— Совесть?
Ивоннель взглянула на Реджиса и улыбнулась, затем пошла заботиться об Энтрери.
Реджис не следил за ней. Он смотрел на южную дорогу, где полностью пропала девочка, Шерон. Он смотрел так, как будто по-прежнему видит её, и у себя в голове действительно видел — прокручивая в голове прошлые встречи.
Он взглянул в сторону — на секундочку — увидел Далию, и задумался о том, как по-разному они с эльфийкой отреагировали на призрак Шерон.
Сам Реджис был странно спокоен, но Далия — совсем наоборот.
Он достаточно знал о её прошлом, чтобы сложить вместе два и два, и закивал, вспомнив замечания Ивоннель и её диалог.
Да, подумал Реджис, с ослаблением барьеров между планами бытия орды демонов вырвались из Бездны, а вместе с ними — и это… создание. Шерон была не отдельным существом, а являлась неотъемлемой частью существования всякого разумного индивида.
Шерон была совестью во плоти.
Вскрик заставил полурослика обернуться — и увидеть, как садится на землю Артемис Энтрери, с бледным лицом, загнанными красными глазами, отвисшей челюстью, слюной на щеках и подбородке. Когда Далия стянула с него рубаху, у Реджиса снова перехватило дыхание — плечи, грудь, живот, туловище и руки целиком были покрыты мелкими красными ранами.
Осы, понял Реджис.
Осы, которые досаждали Далии, но едва заметили полурослика.
Жалящие осы совести.