Без Поводыря

Я открыл глаза, и попытался разглядеть человека, догадавшегося потрогать мой лоб в дюйме от раны. Лица из‑за заслоняющей обзор этой самой пресловутой руки видно не было, но то, что у моей постели сидит женщина — определил со всей определенностью. Ладно, хоть не догадался вслух перебирать имена в попытке отгадать, кто из местных дам, может решить вот так — вдруг — почтить своим присутствием мою гм… больничную палату.

— Сударыня, — негромко выговорил я.

Она резко, будто испугавшись звука голоса, отдернула ладонь, и я, к вящему своему удивлению, узнал в посетительнице Надежду Ивановну Якобсон.

— Здравствуйте, Герман, — поджав нижнюю губку, строго сказала она.

— Здравствуйте, Наденька, — поздоровался и я. — Простите, не ожидал вас здесь увидеть. Тем более, сейчас.

— Отчего же? — укоризненно дернула бровью девушка. — Мы, кажется, уже договорились отринуть те глупые обиды! Жаль, что у вас не сыскалось время еще тогда, в Петербурге, рассказать мне о ваших делах. Даже наш милый Бульдожка куда более меня осведомлен о том, что вы здесь затеяли!

— Как вам понравился Томск? — направление разговора мне не понравилось. Пришлось срочно менять тему.

— Интересный городок, — улыбнулась мадемуазель Якобсон. — Не ожидала, что здесь так много людей. И все эти толпы вдоль улиц… Ее высочество даже жаловалась, что это излишнее внимание начинает ее утомлять.

— Они искренни, — вернул я улыбку. — Они действительно рады… таким гостям.

— Да–да. Это понятно. Но… Нам говорили, вы уже больше месяца не встаете?

— Мне уже лучше. Думаю, уже через неделю доктор позволит мне…

— Вот как?! — мне показалось, или она действительно оказалась слегка разочарованной? — Выходит, я могла зайти к вам завтра?

— Как вам будет угодно, сударыня. Двери моего дома всегда для вас открыты!

— Спасибо. Кстати, симпатичный у вас, Герман, дом. В Петербурге болтают всякое. Я опасалась увидеть здесь что‑нибудь… этакое… Его высочество намедни даже изволил остановить санки, дабы получше рассмотреть ваше обиталище.

— Передайте Их высочествам мое приглашение осмотреть мой дом изнутри. Я, к сожалению, пока не в силах их сопроводить… Но секретарь, Михаил Михайлович Карбышев, я уверен, с большим удовольствием, сделает это за меня.

— Я передам. Боюсь, сегодня уже не выйдет. После бала у Их высочеств вряд ли найдется время…

— Ах, да. Сегодня же бал, — с деланным энтузиазмом воскликнул я. — Что же вы, Надежда Ивановна? Неужто, ради меня решили отказаться от этакого‑то развлечения?

— Да что бал, — с видом матерой светской львицы, отмахнулась девушка. — Что такого в том балу? Мне право неловко, что я только теперь, на третий день после приезда, выбрала время вас навестить. Вам должно быть скучно и грустно здесь… одному.

— Последние несколько дней — да, — отчего‑то вдруг решился признаться я, прекрасно осознавая, что наверняка сюда, вместо бала в бывшем доме Горохова, Наденьку отправила принцесса. И что теперь эта девушка ждет от меня оценки своей жертвы. — Прежде у меня было довольно гостей. Они не давали мне заскучать.

— Видно, снова какие‑то заговоры?! — блеснула глазами фрейлина датской принцессы.

— Да. Сговаривались, как все устроить к вашему приезду…

— Фи. Это тоже скучно…

Если мог бы, я бы пожал плечами. Понятно, что она изо всех сил подводила меня к тому, чтоб я рассказал о творящихся здесь делах. Этакая разведка боем, едрешкин корень. Только я вовсе не намерен был доверять такую информацию этой девушке. Опасался, что после ее пересказа, в этой саге останется мало правды…

Тем не менее, нельзя сказать, будто бы ее присутствие было мне неприятно. Честно говоря — рад был, что нашелся хоть кто‑то, еще о моем существовании помнящий. Ну и кроме того — прекрасно понимал, что рано или поздно, но нам с этой чудной девушкой придется обвенчаться. И жить вместе. Как‑то терпеть друг друга. Быть может, даже родить и воспитывать детей.

В прошлой жизни, я был, прямо скажем, никудышным супругом. У меня была своя жизнь, у жены — своя. Я всегда был занят, всегда находились дела поважнее, чем пустые, как мне казалось, разговоры с человеком, воспринимающим меня этаким ожившим кошельком. Одушевленным носителем средств для осуществления доступных желаний. Меня это устраивало. В той среде, где я вращался, нельзя было оставаться холостым. Супруги, что первая, что вторая, блистали бриллиантами на приемах и фуршетах, а я делал свои дела.