Без поводыря

Дмитрий Иванович не только из-за пароходов на меня обижался. Ему еще томскую выставку жаль этой непонятной торгово-промышленной палате отдавать было. Одно дело, когда в павильоне достижения местных выставлены, и совершенно другое – если со всей Западной Сибири. Тем более что наш Экспоцентр как-то сам собой, наряду с часовней Иверской Божьей Матери, одной из главных достопримечательностей сибирской столицы стал. Всякий, кто впервые в город попадал, непременно в стеклянный дом шел на новинки и чудеса науки поглазеть. Привык магистрат там распоряжаться. Товары одного купца выставлять, а другим от ворот поворот. Теперь же, если этой «ВДНХ» все общество станет распоряжаться, все вроде как в равных условиях окажутся. О том факте, что эту выставку вообще-то я придумал, а организовал – Менделеев, в магистрате уже благополучно забыли.

Сложный на самом деле вопрос. Ссориться с томскими купцами только ради дружбы с тюменскими и тобольскими – было бы совершенно нерационально. Но и идей о том, как достичь компромисса, у меня не было.

И даже скорые выборы так называемого попечительского совета палаты, куда от Томска единогласно выбрали и Тецкова, и Асташева, лишь слегка сгладили острые углы, но никак не убрали проблем. Еще и Николай Тюфин ярился. В своей краткой, но емкой речи обычно достаточно уравновешенный человек, он, наверное, раз пять свое любимое и единственное ругательство произнес: «Чуча те в нос»! Он был записан купцом не томским, а тюменским: там проживал его отец, Наум Андреевич. А от Тюмени в совет Игранова с Гуллетом выбрали. Последний, хоть российского подданства не имел, числился только «пребывающим» и гражданином Великобритании, однако же был весьма и весьма уважаемым в Сибири человеком.

К слову сказать, тот самый Гвейвер, что так нахально уселся в первых рядах партера, с тюменским кораблестроителем Гуллетом хоть были и земляки, а относились друг к другу – как Ленин к мировому империализму. Санкт-Петербургский англичанин даже высказал что-то вроде того, что, дескать, в просвещенной Англии никаких палат нету, а предпринимательству весь мир поучить может. Зря он так. Брякнул, можно сказать, не подумав. В нашей купеческой братии тоже разногласий хватает. Некоторые семьи уже несколько десятилетий враждуют – поди, уже и забыли, с чего все началось. Интриги, подкуп и диверсии на предприятиях противника – обычное дело. Хотя бы вспомнить, как работники тецковского «Комиссионерства» приготовленные для пароходов Адамовского дрова по берегам выискивали и жгли. Но тут, когда их всех, скопом, азиатами дикими обозвали, в миг один объединились. Такого нашему иностранному гостю наговорили – иной бы со стыда сгорел или в драку полез. А этот только улыбался презрительно. Вот зачем он к нам приехал? Какие у него теперь тут дела могут быть? С ним же теперь и здороваться перестанут…

А как Альфонс Фомич Поклевский-Козелл переживал! Он всего три года назад в село Талицу Пермской губернии на жительство переехал. И уже года два как екатеринбургским купцом числится. А ведь начинал в Тюмени. Первым на верфи Гуллета пароход заказал. За машиной к кораблю сам на Урал ездил. Родоначальник, можно сказать, западносибирского пароходства. Сейчас в нашем регионе у него только прииски остались. Пароходы и доли в других предприятиях распродал. Думал, там, ближе к Камню, и людей куда больше живет, и жизнь веселей. Откуда он знать мог, что тут я такой неспокойный заведусь?!

Теперь вот осознал. Хотелось бы ему, не старому еще пятидесятилетнему крепкому мужику, чем-то отдаленно похожему на Тецкова, в нашей бурной деятельности поучаствовать, да никак. Другой регион – другие правила.

Но о гидрологах все-таки именно Альфонс Фомич вспомнил. Телепат он, что ли? Я приехавших офицеров у себя в усадьбе поселил, от контактов с горожанами пока хранил. Думал сюрприз под окончание симпозиума сделать.

А он, Поклевский, сначала по поводу железной дороги высказался. Что, дескать, непорядок это – когда сибирских же виднейших людей от владения главной магистралью отодвинуть хотят! Столичным, мол, Штиглицам с Гинцбургами по нашей дороге и проехать никогда в жизни не доведется, а они акциями владеют! Вот рассказал, как была подписка на Горнозаводскую дорогу, для которой как раз сейчас вовсю изыскания ведутся, так Правление ее всех местных поучаствовать приглашало. И даже он на двести тысяч обязательство дал. И на Западносибирскую столько же дал бы, да никто не спрашивал. Побрезговали, значит.

Едрешкин корень! Что для проекта ценой в сто миллионов эти его двести тысяч? Дым! Ветер! Расходы одного дня строительства! И даже если таких, как Альфонс Фомич, сто человек наберется – все равно это очень и очень мало. Но если он хотел бы поучаствовать, так у меня было что ему предложить.