В четверг утром нас удивило странное письмо, найденное на столе. Оно было адресовано мисс Гарт и написано на бумаге с траурной черной каймой. Его автором был человек, как-то случайно встреченный нами на дороге к дому, капитан Редж. Он претендовал на некое отдаленное семейное отношение к нашей маме, поэтому взял на себя смелость выразить соболезнования. Он узнал новости из газет, но писал, как будто был знаком с нами. Более того, он выражал желание присутствовать при чтении завещания! В конце содержался его адрес на следующие две недели: Почта, Бирмингем. Больше мне нечего сказать по этому поводу. Не думаю, что этот человек и его послание заслуживают внимания.
После завтрака Магдален покинула нас. День был дождливый, и мы решили, что ей лучше встретиться с Фрэнком в утренней гостиной. Когда он пришел, я была наверху и оставалась там еще полчаса, ужасно волнуясь за сестру.
Наконец я не выдержала – еще на лестнице я услышала ее голос – она называла Фрэнка по имени, а затем разрыдалась и тут же засмеялась, таким необычным смехом, и он присоединился к ней. Я тут же поспешила в комнату и нашла Магдален на софе в совершенной истерике, а Фрэнк стоял, уставившись на нее с сердитым видом, и кусал ногти.
Я не знала, что произошло между ними, но была возмущена и буквально вытолкала мистера Фрэнсиса Клэра из комнаты. Я рассказываю об этом, так как понимаю, что он был оскорблен, он назвал мое поведение «насилием, недостойным леди». Я действительно забылась, но, полагаю, не без оснований.
Я выставила его в холл, а мисс Гарт взялась позаботиться о Магдален. Однако Фрэнк не ушел, а плюхнулся на стул и стал спрашивать, почему я применяю к нему «необычайное насилие». Я ответила, что причины, на мой взгляд, очевидны, и попросила его удалиться, но он весь обмяк и только грыз ногти. Потом опять стал спрашивать, почему я обращаюсь с ним «таким бесчувственным образом». Я настаивала на том, чтобы он ушел, даже пригрозила позвать его отца. Это заставило его буквально подскочить со стула. «Со мной в данном случае поступили совершенно бесчестно. Все трудности и жертвы выпадают на мою долю. Я тут единственный, у кого есть сердце, а все остальные холодны и жестоки, как камень. В том числе Магдален. Она говорит, что любит меня, но при этом требует, чтобы я ехал в Китай. А я всего лишь хочу остаться дома! Все, абсолютно все против меня!» Такова была его речь. С этим он ушел, что-то оскорбленно бормоча по дороге. Он не делал попыток вернуться. Час спустя зашел попрощаться его отец. Он виделся со мной и с мисс Гарт, но не с Магдален. Он обещал предпринять меры, чтобы за его сыном как следует присмотрели в Лондоне и посадили на корабль, отправляющийся в Китай. Мистер Клэр был ужасно расстроен, даже он ожидал от сына более достойного поведения.
До отъезда нам оставалось часа два, я попыталась поговорить с Магдален, она уже затихла, была очень бледна и измучена. Ни в тот день, ни позже она не пожелала рассказать о своем разговоре с Фрэнсисом Клэром, но когда я сердито высказалась о нем, она и слушать не стала. Сестра находит ему множество оправданий и винит во всем только себя и несчастное стечение обстоятельств. Я ведь говорила вам уже, что она по натуре благородна. Судите теперь сами.
Мы вели прежде довольно замкнутую жизнь, знакомых у нас немного и живут они далеко – а может, слишком индифферентны, чтобы приехать и попрощаться. Мы обошли в последний раз дом, заглянули в старую классную комнату, спальни, в том числе ту, где умерла мама, папин кабинет. Так что прощались мы с тенями прошлого. Погода немного прояснилась, так что мы смогли выйти в сад, а затем в последний раз склонили колени у могилы родителей. Я думала, у меня разорвется сердце. В августе был бы день рождения мамы, мы с папой и Магдален уже обсуждали для нее подарок, который никогда не будет сделан.
Мне едва хватило сил увести Магдален, она была так несчастна! Когда мы уже отошли на несколько шагов, она внезапно рванулась назад, собрала горсть земли с могилы наших родителей и что-то сказала – я не расслышала ее слов, но когда я подоспела, глаза у нее сверкали яростью, я испугалась в тот момент за ее рассудок. К счастью, припадок прошел так же быстро, как начался. Она затихла и позволила увести ее с церковного двора. Позже на мои расспросы она ответила, что дала обещание отцу, больше ничего мне узнать не удалось, поскольку я не хотела вновь доводить ее до отчаяния. Надеюсь, вы не истолкуете этот импульс в дурном для нее свете.
Нам надо было уже спешить на поезд. На станции не было ни одного знакомого, и это даже хорошо – мне не хотелось бы, чтобы на нас смотрели любопытные. Когда мы заняли места в вагоне, вновь пошел дождь, нервы наши были на пределе – все напоминало о трагической гибели дорогого папы. Я изо всех сил старалась не писать это послание в чересчур мрачном тоне. Письмо вышло слишком длинным. Но разве можно выразить пером все чувства?