Собрался Данька. Школьный рюкзачок давно уж в углу валявшийся выпотрошил – в походный разряд перевел. Три мешка дерюжных свернул, веревочкой перевязал – для еды. Накидает полны, назад вернется – вот радости-то будет! Противогаз обязательно, Л-1 отцовский в сенях, веревочки – комбез подвязывать, фильтров три штуки – дорога долгая. Дозиметр старый, но еще работает, хоть и врет иногда. Ножик перочинный – у брата забрал. Мишка скуксился было – про Ставрополь услышал, тут же обо всем позабыл. Даньке оружие нужнее, он за хлебом поехал. Долго по двору ходил, по дому шарил. В чужие края ехать – нужно и на продажу чего захватить. Двор пустой, дом пустой – все продали, на хлеб обменяли. Голод! Нашел в шкафу в дальнем углу шаль бабкину, из города Оренбурга – в рюкзак. Нашел в мастерской набор отверток, под верстаком завалялись – в рюкзак. Нашел дедовы носки шерстяные, почти новые – в рюкзак. В дороге все сгодится.
Долго в погребе стоял, глотал слюни голодные. Ящик с консервой – вот он. Бери банку, вскрывай, да ешь! Трескай за обе щеки. А к концу недели спустится мамка за банкой, суп варить – а там пусто. Сначала Сашка помрет, потом Мишка. Потом и мамка. А может наоборот.
Не стал много брать. Взял три штуки – осталось пятнадцать. Ничо. Им бы до возврату продержаться.
Вышел на улицу. Мужики через дом опять про Ставрополь говорят. Склады там – во! Магазины – во! По края полны! И хотят ехать – да как? Караванщикам лишние рты не нужны.
– А ты, Родкин, куда собрался?
Молчит Данька, не говорит. Скажешь – ну как донесут караванщикам? Как тогда на крышу лезть?
Вот и машины. Вокруг люди снуют, к отъезду готовят. Один колеса смотрит, двое в мотор лезут. Вокруг охранник ходит – в броне, с автоматом. Смотрит хмуро по сторонам. Зазеваешься, увидит – стрельнет! Страшно!
Спрятался Данька в кустах у дороги. Караулит. Сердце в ушах ухает, в горле сухо. Как лезть? Машина большая, зазеваешься, сорвешься – раздавит!
Тронулся караван. Заревели двигатели, пустили дым черный. Закрутились колеса, каждое – выше Даньки. Пошли. Данька к земле приник, глаза страхом застит. Прошла первая, за ней другая, третья. Последний – УРАЛ с лесенкой. Стукнуло Данькино сердце, волосы на голове так и поднялись. УРАЛ машина огромная, земля под ней сотрясается. И бросился Данька за ним, как заяц от охотника! Догнал, вцепился в лесенку, споткнулся… Думал – все, ажно дух захватило! Но нет, выдержали руки. Раз, два, три – и на крыше. Родкины – они всегда ловки были. На деревья в гнезда за яйцами лазил – не падал. А тут – упасть?
Забрался – сердце от восторга колотится! Влез! Ну – в добрый путь!
Долго ехали. Весь день, весь вечер. Местами медленно, тряско, местами – шибко, аж дух захватывает. Крыша дрожит, раскачивается, упадешь – переломаешься! Сидит Данька за трубу уцепившись, по сторонам смотрит. Направо – вещи невиданные, налево – вещи невиданные. Он в своем селе и не глядел такого. Машины на обочинах – ржавые. Столбы у дороги – кривые. Деревни – серые, безлюдные. Вот где смерть косой прошла… У них в селе человек полтораста, а здесь – пусто, голо, жутко. А как через реку огромную по рельсам машины повезли – так и вовсе со страху чуть вниз не слетел.
К ночи стали. Поле вокруг, вдалеке сельцо маячит. Ни огонька там – пусто. Радиация небольшая – дозиметр чуть пощелкивает, малую цифру в окошке кажет. Можно и маску снять.
Ночь прошла, Данька на крыше проспал. Хорошо на крыше! Звезды в небе, поле вокруг. Тишина, мысли всякие. Опять Ставрополь перед глазами стоит. Полки едой ломятся. Хлеб, консервы, напитки разные. Пробовал Данька, раз, сок из пакета – вкуснотища! Ничего вкуснее на едал!
Утро встало. Вышли из машин караванщики, стали в путь собираться. Костер запалили. Один банки вскрывает, другой хлеб режет. Заурчало у Даньки в животе кажись на всю округу. Двенадцать лет на свете живет – а когда вволю ел и не помнит. Смотрит во все глаза – богато у торговых людей. Загляделся, потянуло его вперед, повело к костру, к пище сытной. Авось не обидят мальчишку?
Слез по лесенке, к костру пошел. К людям. Удивились они – откуда таков? Обступили, кричат, вопросы задают. Кто, откуда взялся, как пролез? Рассказал Данька про крышу. Всполошились караванщики. Мальчишка день ехал, ночь спал, охрана не видела! Вызвали старшего охранщика, стали кричать, пальцами в Даньку, в крышу тыкать. Тот отбрехивается – не было такого и все. Данька уж и не рад что на землю слез. Ссадят. Ей-богу ссадят. Оставят тут на погибель.
Заплакал, носом зашмыгал.
– Возьмите меня с собой. Ем я мало, работать могу много. Не пожалеете.
– Говорил тебе – нельзя! Своих хватает! – подступает старший караванищик. – Не послушал! Обманом пролез! Четыреста километров тебя тащили! Каждого подбирать – не напасёшься!
Сказал, будто весу в нем – тонна. Сорок кило не будет – какая от них техники убыль? Машина огромная – его, комара, и не заметит.
Очерствело сердце у людей. Никого не жалко. Дали Даньке консерву, аптечку. Показали село вдалеке.