Без права на ошибку

Руки делали свое привычное дело, а мысли его неотступно теснились вокруг Маши, сменяли одна другую, вступали в спор… Душевная теплота, неподдельная искренность, весь облик девушки никак не вязался с образом ее отца-епископа, явного врага Советской власти. Маша совсем не похожа на своих родителей. Ведь не всегда яблоко падает недалеко от яблони. К тому же, она долго жила в Москве у тетушки… Но вправе ли он делать выводы из первых, еще не проверенных впечатлений о ней? Не надо спешить с оценками малознакомых людей… Однако он почти уверен, что хорошо понимает ее… Эх, куда его заносит! Должно быть, за много лет военной службы истосковалось солдатское сердце по простым житейским радостям… Иероним даже потряс головой, чтобы вытряхнуть волнующие его мысли и вернуться к действительности.

От чаепития он решил отказаться, побоялся, что в разговоре за столом не сможет справиться со своими чувствами и признается Маше… Да и время торопило.

Когда хозяйка вернулась из кухни, он извинился и сказал, что очень спешит.

Маша посмотрела на него, не скрывая огорчения. От недавнего оживления у ней не осталось и следа.

— Вы возвращаетесь в Москву, Иван Александрович? — спросила она, упавшим голосом. — И больше не вернетесь?

Иероним понял, вернее почувствовал, как одиноко Маше в этом доме, с какой радостью она уехала бы с ним в Москву, в привычный круг своих подруг и знакомых. А здесь все чужое. Это обрадовало его.

— Нет, Мария Егоровна, я должен побывать еще в нескольких соседних приходах. А потом снова в Ижевск… И я бы хотел… Если бы вы… Ну, в общем… мне бы хотелось… снова послушать музыку… поговорить с вами… Мне надо сказать вам о многом…

— Я буду ждать вас… — вырвалось у Маши, и она смутилась. — Нам надо обязательно встретиться, Иван Александрович.

— Обязательно надо! — взволнованно повторил Иероним и тут же тяжело вздохнул: — Только нескоро это, Маша. Дела… Разве где-то ближе к рождеству удастся… Но оно уже не за горами…

XII

Вот это новость так новость! У Ростовского другой помощник, новая «правая рука» по кличке Змей… И ростом, и массивностью в плечах под стать хозяину. Недавно сбежавший из заключения, он был почти двойник Ростовского: такие же моржовые усы, тельняшка, волосатая грудь, даже одинаковая татуировка на правой кисти: сердце, пронзенное стрелой. Только у Змея было еще письменное добавление — «не забуду мать родную». Как и моряк, Змей курил большую трубку, тяжело отдуваясь после каждой затяжки. Курчавый получил отставку. Его в доме не оказалось. Не было и Гирыша.

— Где же твой любимый телохранитель? — спросил Студент, когда они остались в комнате одни с атаманом.

— Любимый, говоришь? — Ростовский прокуренным желтым пальцем поковырялся в трубке. — Ну, это ты уж через край хватил. На любовь я плюю, любовь — чувство, чуждое анархии. Чего лыбишься? Все старое простить не можешь? Ему, конечно, не мне же! Вот уж воистину — нашла коса на камень.

— А с чего бы еще прощать, когда он спит и в гробу меня видит.

— Он, ясное дело, не ангел и даже не праведник, — миролюбиво согласился Ростовский. — Со временем остынет, перемелется — мука будет. — И помолчав, добавил:

— Что верно, то верно: у него с перепою ум за разум заходит, в таких случаях от него всего можно ожидать.

— Вот то-то и оно. Ладно, хватит о дерьме толковать. Мальчонка куда запропастился?

— Не спеши, не спеши, браток. Все расскажу заподряд. Только хочется мне страсть как уразуметь, чего тебе этот сопляк дался? Слух прошел, будто у него отец из большевистских подпевал, председателем комбеда был.

— А мне — плевать. Был, да сплыл, анархия на родственников плюет. Разве не так? — как можно спокойнее спросил Студент.

— Так. Но ведь заложить нас может щенок, если в ту породу пойдет. — Ростовский настаивал на своем, уже раздражаясь. Больше всего его бесило то, что Студент сейчас не только не подвластен ему, но даже как бы на голову выше. Приказывать ему он уже не имел права.

— Какой дьявол тебе вбил это в башку? Неужели сам не понимаешь, что мальчонке пока не до политики, сам к нам прибился — вот что важно. Выживет — наш будет.

— Так-то оно, так, — неохотно согласился Ростовский. — Однако береженого бог бережет.

— Ты никак тоже к православным потянулся? — съязвил Студент. — Мои лавры покоя лишили? Или испугался чего?

— Слухай сюда, — сказал Ростовский, раскуривая трубку, — Курчавого я заменил по твоему же совету, Змея вот вместо него пригрел. Крепкий мужик, сразу вписался, легко мне с ним.

— Новая метла всегда чисто метет, а обломается — под лавкой валяется, — вставил Студент, осаживая Ростовского.

— Ну, такого ждать да ждать, — возразил моряк, — нашей он закваски, а Курчавый теперь твоего Гирыша карманному ремеслу натаскивает. Учит уму разуму. Сироте это — кусок хлеба на будущее. Для такого хлипкого скелета — это самое надежное средство для житухи. Жаль, что плохо учится, строптив и непослушен, гаденыш. — Он умолк.

— Я слушаю, слушаю, — Студент скрестил пальцы рук и опустил на колени, — говори, что хотел.