Без права на ошибку. Том 3 (СИ)

— Тогда не понимаю, почему ты меня спрашиваешь? Хотите жениться — женитесь. Я ее сын, а не отец. И, поверь, последнее, что я хочу знать — подробности ее интимных и душевных привязанностей.

— Ты не понял, — фыркает и болезненно как-то растирает собранный гармошкой лоб. — Я хочу стать членом вашей семьи. А глава у вас ты, как не крути.

— Ты слишком сильно заморачиваешься, — хмыкаю, а у самого в груди так и дрожит. — Маму никогда не интересовало мое мнение.

— Не правда. Она отказывалась родить ребенка все то время, пока могла это сделать, из-за того, что боялась твоей реакции.

Ошарашено взираю на абсолютно серьезного Людвига. Он не врет и не лукавит. Я вижу, что ему дискомфортно говорить не самые удобные вещи, но не вижу и тени лжи в его глазах.

«Боялась твоей реакции».

Кто я в глазах собственной матери?

Эгоистичный нарцисс, скачущий по сцене? Неуравновешенный наркоман, не способный контролировать себя? Маленький маленький, требующий все внимание себе?

«Ты чудовище, Шершнев», — скребет по черепушке ржавым гвоздем нежный ленин голос.

— Передай маме, что я не против. Ни вашего брака, ни детей. Готов скинуться на суррогатную мать, если необходимо. Оплатить клиники ей самой, если так принципиален вопрос стандартного рождения. Да, блядь, хоть детский дом подыскать! — выпаливаю, распахивая водительскую дверь. — Пиздец просто.

— Олег, давай поспокойнее…

— Нет, Людвиг! — рычу, едва сдерживаясь, чтобы не вырвать руку, сжимающую моё плечо. — Ты сам понимаешь, что сказал?

— Она переживала за тебя, — уверенно и спокойно ударяет в спину. — Она твоя мама, а ты навсегда останешься для нее ребенком. Я всего навсего прошу твоего благословения, если угодно.

Черные мушки перед глазами постепенно рассасываются. С каждым медленным вдохом их становиться меньше. Людвиг терпеливо молчит. Дожидается, пока я достану из зажигания ключи и открою багажник.

— Что я должен сказать? — выдыхаю и разворачиваюсь к ожидающему Людвигу.

— Не знаю, — растерянно пожимает плечами.

Чешу зудящий от раздражения нос. Кулаки, конечно, дребезжат сильнее. Будто стая комаров напала и разодрала костяшки. Но и это я в себе давлю.

Зря что ли приличные люди называют меня достойным членом общества?

А приступы агрессии лечатся. Хоть, блядь, похоже и не в моем случае.

— Мама в жизни сожрала много говна, — давлю, сжав зубами до ощутимых болевых точек губу. — Ты себе представить не можешь, сколько. Не знаю, во что ты посвящен, а во что нет, но готовься. В семье тайн нет. Ей катастрофически не везло с мужчинами. Первая юная любовь завершилась провальным треском, вторая — браком, похожим на каторгу. Сын, как видишь, не подарок. Чуть не откинулся сам, довел отца до инфаркта и мать до нервного срыва. Мы, трое мужчин, которых она любила, сделали все, чтобы превратить ее жизнь в ад. Но у мамы есть хорошая особенность. В отличие от меня, она способна заканчивать плохое в своей жизни и открывать новые страницы. Да, боязно. С каждым разом сложнее и неувереннее. Тебе ли не знать. Двенадцать лет — охуеть, какой срок. Я не думал, что она когда-то решиться, но в тебе не сомневался ни дня. Береги ее. Люби ее. У тебя только одна задача, с которой никто до тебя не справился, — сделать ее счастливой. Большего не требуется. Ты мне клянешься, что она будет сиять каждый день так же, как последние годы?

— Да, — хрипло отвечает Людвиг и оттягивает шейный платок.

— Тогда благословляю, или как там, — давлю нервный смешок и развожу руки в стороны. — Добро пожаловать в семью, Людвиг.

И с последними словами и порывистыми быстрыми объятиями, какой-то сдавливающий в желудке узел, много лет сидящий и пытающийся меня, немного ослабевает.

Глава 21 Лена

Глава 21. Лена

— Свобода под дулом пистолета, — недовольно бурчу, согнувшись над чемоданом.

Собранные в него вещи первой необходимости нещадно перетрясло по дороге. Теперь подготовленный к сегодняшней встрече со старшим Воробьевым приличный костюм похож на пожеванный собакой фантик больше, чем на творение скромного французского модельного дома.

Дура. Догадалась, блин, засунуть в чемодан.

Швыряю несчастную тряпку в сторону и со стоном оседаю на пол. Свисающие черные пряди только добавляют раздражения в и без того набитый уже до краев котелок.

Тетя Таня права. Глупо. Не идет. И мне не нравится ни хрена.

Обреченно обвожу взглядом стоящие коробки. За пару недель успела знатно захламиться. Что-то из необходимого привозил Женя, когда приезжал с Кириллом. Что-то я забирала от Ани.

А блядский кремовый костюм, строгий, без намека на хотя бы миллиметр отхода от деловой нити разговора, не забрала. Хотела, но, как всегда, вмешался Олег со своим сюрпризом.

Сердце от которого до сих пор восторженно трепетало.

— Просто прекрасно! — шикаю, пнув распахнутый чемодан.

— Не понимаю, что тебя не устраивает, — хмыкает развалившийся в кресле довольный Олег. — Я к тебе не пристаю, не трогаю, не разговариваю. Что не так?