Без права на ошибку. Том 3 (СИ)

— Дом триста квадратов, если не больше, — шепчу замешкавшейся Лене. — А у нас целых две подушки.

Воспользовавшись паузой, опрокидываю Лену на спину и нависаю над ней. С тягучим, словна сладкая нуга, удовольствим, наблюдаю, как она сама тянется ко мне. Кладет потрескивающей от напряжения ладонь мне на грудь, гладит. Изучает каждую попадающуюся на ее пути мышцу, а в лазурных радужках поблескиваю любимые серебристые искры.

«Снова по накатанной тропинке», — с сожалением давит голос разума. Теребит за холку настороженного поднявшего уши зверя и добавляет с неприятно отдающим в пах вздохом: «А после будешь сидеть один дома, травиться вискарем?»

— Олег? — недоуменно хмурится Лена.

«Пойдет домой, как миленькая!» — рявкает, звякнув тяжелой цепью зверь.

Хватаю удивленно распахнувшую рот Лену за шею. Сжимаю пальцами и жестко впиваюсь в истерзанные губы. Кусаю, собираю каждый стон на грани удовольствия и боли, упиваясь безграничной властью над ее телом. Ее прерывистое дыхание вибрирует у меня на языке, разрядами тока пронзает прижатый к сочащейся влагой промежности.

— Сама, — шиплю царапая зубами идеальную линию челюсти. — Давай, девочка.

На этот раз она не спорит. Ерзает бедрами и с мелодичным всхлипом насаживается, выбивая из головы все мысли. Член в тесном плену ее лона деревенеет, а цепь и без того едва держащегося зверя скрипит по швам.

Сжимаю мягкие бедра до вскрика врываюсь сразу на всю длину.

«Если по кочкам приятно скакать, то и нечего трассу менять», — победоносно шипит змей.

Очень приятно. Еще как. Особенно, когда вижу раскрасневшиеся обычно бледные щеки, стекающие по вискам бисеринки пота, похожие на капли росы, и застывшие на ресницах льдинки подступающих слез.

Вгрызаюсь в горошинки сосков, обвожу языком каждую вершинку и вновь возвращаюсь к губам. В паху пожар масштабов вселенской катастрофы.

А в груди отчаянно ноет. Настойчиво так, словно сломанные кости на погоду. Тянет, истекает кровью и жалобно скулит, заставляя вглядываться в расплывшиеся от удовольствия любимые черты.

— Скажи, — требовательно сжимаю подбородок и заставляя смотреть мне в глаза.

— Люблю тебя, — послушно всхлипывает и запрокидывает голову. — Оле-е-ег.

«Доволен?» — оглядывается зверь на приунывшего хозяина.

— Блядь, — скриплю сквозь зубы и нахожу пальцами скользкую горошинку клитора.

Лена ахает, широко распахнув глаза. Царапает плечи, вцепляется длинными ногтями в спину. Шипит, словно дикая кошка, рассыпаясь то на проклятия, то на признания. Член отчаянно стонет и дергается в наркотической агонии.

Никакой приход не сравниться с оргазмом, который я испытываю с ней.

Мы заканчиваем вместе. Вместе взмываем куда-то высоко под облака и нежимся на солнышке хер знает сколько времени. Я прижимаю ее к себе под довольное урчание разметившего свою территорию зверю. Купаюсь в ленивых ласках и невесомых поцелуях.

Старательно игнорирую разрастающуюся в груди боль.

Все устаканится. Побегает еще немного и устанет. Сама же тянется? Тянется. Да, не написала, но звонку явно была рада. Да и утром. Нужно только немного терпения, каплю. Спокойствия…

«А потом появится какой-нибудь Лева…», — шипит, царапая чешуей мерзкая тварь.

Прижимаю Лену крепче. Стараюсь сосредоточится на стуке ее сердца, на исходящем от нее аромате свежего ландыша и горячего секса.

«Тю, да бога ради! Ты раньше тоже думал, что у вас отношения. А потом она чуть не трахнулась с Левой на дне рождения Лазаря», — хмыкает змей, ерзая треугольной мордой по развороченным ранам.

«Это было давно. И тогда она не говорила, что…»

Осекаюсь под противный хохот впившегося в свежее мясо змея. Вру. Говорила. Но была пьяна. Это же не считается, правильно? Она мне не лгала.

«Тогда почему она с тобой не живет?» — чавкает чешуйчатая морда, сияя изумрудными глазами.

Зверь недовольно рычит. Каждое слово твари, будто кинжал, застрявший между ребер. От них трудно дышать, а каждое движение легких режет острым лезвием.

«Ты всерьез веришь, что с Воробьевым ничего не было?»

«Не дави на…», — спохватывается голос разума, но поздно.

Надоело. Хочу домой.

Потому что мерзкий гад прав. Или Лена решится сейчас, или никогда. Любит же? Значит простит.

В последнюю секунду сорвавшегося с цепи зверя перехватывает похожий на подростка голос разума. Не знаю, откуда в нем столько сил, но он удерживает неуправляемый поток. Адаптирует слова, готовые сорваться с моего языка, смягчает их. Ощущение долбящего по вискам дятла исчезает.

— Давай начнем сначала, — льется змеиное шипение в запутавшуюся шевелюру. — Вместе начнем новую жизнь.

— Олег, — растерянно хрипит Лена.

В ее голосе страх. Такой явный, что я чувствую его сквозь нашу соприкасающуюся кожу. Он ранит меня.

Потому что зверь нужен, чтобы защищать любимых, а не причинять им боль.

А вот ложь во благо никто не отменял.

— Дай мне шанс, Лен, — облизываю губы и с трудом выдавливаю: — На общих условиях.