Без права на отказ

Как много букв, Олег Евгеньевич. Будто бы я сама не понимаю.

— Отключи эмоции, — продолжил он. — Сосредоточься на технической части. Эмоции твои мы включим потом, когда ты начнешь выкатывать программу. Сделай все, что мы тренировали, к чему стремились все межсезонье.

— Ты будешь рядом? — наивно спросила я, хватаясь за его руку и сжимая её крепко. Так крепко, как мне хотелось бы, чтобы он сжал мою, но… я же не Лена.

— Я буду у борта, — улыбнулся Олег и вдруг обнял меня, погладил по напряженной спине. Коснулся будто бы невзначай мочки уха и прошептал: — Постарайся ради себя, малыш.

«Малыш». Я проглотила вставший в горле ком и кивнула. Какой же он… Я будто бы на качелях с ним. Холодный и отчужденный и тут же — самый близкий, родной. Я докажу тебе, Олег, что меня есть за что любить.

Отстранившись от него, я сняла олимпийку и протянула ему со словами:

— Скоро моя разминка.

— Да.

Я снова мотнула головой, поправила высокий пучок, собранный из моей гривы и бросила быстрый взгляд в сторону двери, ведущей на каток. Посмотрим, чему ты научилась, Яна.



Глава 16

С детства у меня была огромная проблема: я терялась в моменты, когда на меня смотрело много народа. Очень долго я преодолевала это чудесное свойство валить все напрочь, стоило мне оказаться на соревнованиях, где в зрителях помимо судей находилось больше десяти человек. Спустя годы справиться с этим мне более менее удалось, однако очень часто на стартах я все равно заваливала одну из программ. Обычно короткую. Вчера же, к собственному удивлению, короткую программу я откатала хорошо, и теперь… Я обернулась на Олега, застывшего у борта с моей олимпийкой и чехлами. Взгляд его был напряженным, он неотрывно следил за мной. Перед стартом, когда я уже выехала на лёд, но имя моё оглашено еще не было, он взял меня за руки и снова повторил:

— Докажи самой себе, Яна, что ты достойна главных стартов.

Кивнув, я поехала в центр катка. Моя «Per Te» вот-вот должна была зазвучать из колонок, и я, выдохнув, застыла в начальной позе. От идеи прыгнуть четверной я не отказалась. Прикинула в уме, какие изменения мне необходимо будет внести в прыжковую часть программы в связи с этим. В голове билось: Яна, докажи, докажи, докажи! И я понеслась по льду вместе с первыми аккордами мелодии. Набрала достаточный ход для тулупа, сосредоточилась. Сделать все, как мы делали. Набрать ход, оттолкнуться и скрутить четыре оборота. Да пусть хоть с недокрутом, но он у меня получится, а потом я сделаю каскад, и Олег обязательно оценит это, увидит наконец во мне перспективу. И не только он.

Все, как на тренировке… Толчок ото льда — один оборот, второй, третий, четвертый… Ощутив, что на последний оборот мне не хватает высоты, я попыталась раскрыться раньше, однако на ногу приземлить тулуп не удалось, и я со всего маху рухнула на гладь катка. Область виска пронзила резкая боль, перед глазами потемнело, посыпались искры, и только после всего я почувствовала забирающую из легких воздух боль в бедре.

Музыка продолжала играть. Я попробовала подняться — кое-как это у меня получилось. Села на колени, но дальше не смогла. Со стоном коснулась ушибленного места и взмахом руки дала специалистам понять, что дальше продолжить прокат не смогу. Это же надо так… По лицу моему покатились слезы. Музыка наконец оборвалась. Как же мне хотелось, чтобы все находящиеся на катке люди куда-нибудь делись, чтобы перестали смотреть на меня. Минус… Усилием я все же поднялась со льда и покатила к бортику. На тренера своего поднимать взгляд мне не хотелось. Но пришлось — и… я ничего хорошего в его ледяных глазах не увидела. Даже на мгновение подумала, что еще могу раскататься и продолжить выступление. Но что я сумею показать? Вытерла слезы и, прихрамывая, подкатила к уже открытому борту. Взяла протянутые Олегом чехлы и нацепила. Не поднимая головы, встала рядом с ним, ожидая праведного гнева. Однако праведного гнева не последовало. Он молча набросил на мои плечи олимпийку и спросил:

— Ты в порядке?

Я кивнула. Нет, в порядке я не была. Боль в бедре немного прошла, висок еще ныл, но как мне казалось, ничего серьезного. Сколько раз я падала? И в этот раз ничего страшного. Мы люди привыкшие. Куда больше меня страшил сам Коршунов, нависший надо мной грозной скалой. Хоть тон его и был мягок, я понимала — это обманчиво. Влетит от него мне по полной. Взяв за локоть, он повел меня в подтрибунное помещение.

— Олег, — когда мы прошли половину коридора, я попыталась затормозить, однако он будто бы не слышал меня. Тогда я ущипнула его за руку и воскликнула: — Хватит! Отпусти меня!

— Ах ты… — зашипев, он повернулся и окинул меня взглядом, в котором полыхала такая ярость, что мне стало не по себе. — Ты что вытворяешь, идиотка?! — процедил он, сузив глаза.

Не обращая внимания на проходящих мимо нас людей, он продолжал буравить меня взглядом.