Без права на поражение [сборник]

Дмитрий Николаевич сделал жест, который означает «верхи». В ответ Саломахин шевельнул плечами:

— Ждут.

— Хы!.. — вырвалось у Анатолия Моисеенко. — Мне бы такую заботу…

Василий Тихонович взглянул на него, но ничего не сказал. Не успел сказать.

В кабинет шумно ввалился Румянцев, как всегда потный даже при прохладной погоде, и, конечно, возбужденный. Не ведая о субординации, начал с порога:

— Здравствуй, Дмитрий Николаевич! Разыскал вас, слава богу! Значит, шабашим с Печеркиным-то? Вот остальные документы…

Схватился за пухлую полевую сумку времен войны, которую носил через плечо, и только тут увидел, что Суетин стеснен присутствием приезжего человека.

Саломахин внимательно наблюдал за Румянцевым и, когда тот заметил это, проговорил:

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Василий Тихонович, — извинительно объяснил Суетин, — тут у нас еще старые болячки. Хулиганство. Берут вот на поруки…

— Отдаете?

— А что делать? Люди свои. Скандал-то почти семейный…

Саломахин промолчал. И Суетин поторопил Румянцева:

— Выкладывай поскорее свои бумаги. Раз решили, так решили. Извини, разговаривать некогда… Но Печеркину передай: если когда-нибудь дойдет до встречи с нами, пусть пеняет на себя.

И вздохнул облегченно, когда похудевшая румянцевская сумка скрылась за дверью.

В комнате воцарилась тишина. Нарушил ее Саломахин:

— Ну так что?..

Через минуту разговор троих уже вошел в привычную деловую колею. Василий Тихонович с первого дня был в курсе всех дел и в информации не нуждался. Он отличался какой-то особой невозмутимостью и спокойствием. Бывают такие характеры, как река: на дне, может, камни или ямы, а сверху ровно. Таков и Саломахин, всегда занятый какой-то мыслью и всегда немногословный.

— Хорошо, что с драками и зерном этим покончили. Мешаться не будут, — коротко отозвался он о прежних версиях.

— Да, мешки уехали, остался один сапог, — с мрачной образностью констатировал Моисеенко.

— Сапог… — Суетин прошелся по кабинету.

— А я, грешник, — признался Саломахин, — последнее время думаю о том, что сапоги-то уж очень здорово отличаются друг от друга. Тот, который остался при Мельнике, больно уж стар…

— Ясное дело: найденный Золотовым лучше сохранился, — отозвался Моисеенко.

— И все-таки именно по нему видно, насколько стар другой, прямо-таки очень стар… — думал вслух Саломахин. — Кстати, чем доказывают медики хромоту убитого?

— Наросты хрящевые на коленной чашечке. Их и на снимках видно, ошибки нет.

— Да, да, они, как и сухожилия, сохраняются дольше. Но вот двадцать пятый год рождения в документе… Несовместимость какая-то…! все думал вслух Саломахин. — Экспертиза!

— Живые люди без всяких экспертиз объяснили, что хромал отец, — напомнил Моисеенко о шадринском сообщении.

Василий Тихонович ничего не сказал, Неловко замолкли и Суетин с Моисеенко.

Оба они хорошо знали Саломахина, за которым в областном управлении давно укрепилось мнение как о невезучем. Впрочем, «невезучесть» Саломахина была своеобразная: как только где-то обнаруживался давний труп, безнадежно утративший человеческое обличье, так его обязательно поручали Саломахину. Вероятно, многие сочли бы это за насмешку, если бы не безропотность самого Саломахина: он каждый раз молча принимал поручения и каждый раз, будто в отместку за начальственную настырность, устанавливал личность погибшего, а коли дело касалось убийства — находил и убийцу.

И вот этот Саломахин сидел сейчас в кабинете Моисеенко, молча обдумывая что-то свое. Поскольку последние слова в этой комнате сказал Анатолий Моисеенко, он и страдал от молчания больше всех.

Саломахин заметил это и сказал:

— В Шадринск ехать надо.

— А не лучше — в Молдавию? — предложил Суетин. — Там-то Мельников легче найти, по крайней мере — одного из них.

— Тогда надо туда и сюда сразу! — весомо сказал Саломахин. — В Шадринск ближе. Я поеду в Шадринск. Нам известно, что семья Мельников была выселена. Что это за люди? На что они способны? Может быть, старые счеты?.. После этого хоть предполагать что-то можно. А то мы сами охромели в этом следствии…

Суетин думал. Сказал нескоро:

— Значит, Моисеенко — в Молдавию, — опять помолчал, пока решил: — У каждого из вас на местах закавыки могут появиться, поэтому связь — через меня. Чтобы не летать туда-сюда, телефонные разговоры все-таки дешевле, чем проездные билеты и командировочные.

— Полетели, значит? опросил Моисеенко.

— Летите. А я кое-чем займусь здесь… — сказал Суетин. И улыбнулся: — Отдохну хоть немного.