Без права на смерть

Однако почему так зябко? Впопыхах забыл куртку. Досадно. Всё из-за Ингмара: глядя на него, с перепугу потерял голову. Что же Ингмар такое знает, о чем не может рассказать? Очевидно, мир, где северянин раньше обитал, был богат событиями. И актер их помнит. А у меня шрам и седина в волосах — напоминание о прежней жизни, след прошлого мира или миров — не исчезают, но где моя память? Светлоликая, за что ты меня наказала, отняв способность помнить? И отчего запрещаешь Ингмару говорить? Омерзительный холод вдруг облил его с ног до головы, скользким пальцем коснулся сердца. Лоцман сбросил скорость. С ним творилось неладное: в глазах мельтешили черные точки, затем окружающий мир потускнел и сжался до крошечного светлого пятнышка. Лоцман остановился, слез с мотоцикла, уронил его на траву. Без сил повалился рядом; в горле стоял тошнотный ком.

Что это?! Явилось знание: кто-то хочет его смерти. Светлоликая! Разве возможно убить Лоцмана? Можно погубить актера, если так предписывает сценарий, — но уморить самого охранителя мира? Немыслимо.

Однако же он умирает! Лоцман со стоном вытянулся на траве. Сердце будто сжимали стальные клещи. Как больно… Чем он не угодил своей Богине?

— Ясноликая, — шепнул он, — пощади.

Отклика не было. Тогда он мысленно позвал: «Хозяйка!»

В ответ донесся неслышный всхлип: «Прощай».

Страшная боль разорвала внутренности; Лоцман свился в клубок, вжался лицом в колени. Что я сделал? В чем провинился?

— Инг, — простонал он. — Ингмар…

Северянин услышал его: из Замка долетел безмолвный отклик. «За что меня так?» — спросил Лоцман, от боли позабыв о наложенном на актера заклятии. И задохнулся от тисков, сжавших северянину горло, когда тот попробовал нарушить запрет и хотя бы в мыслях произнести заказанное слово.

«Инг, не надо! — Лоцман перекатился по земле, выгнулся в попытке спастись от раздирающих нутро каленых крючьев. — Молчи!» — Он проклял себя за вопрос. «Бо…гиня… Ее заста…вил… И…т…тель». Лоцману чуть не разорвал горло крик, порожденный болью Ингмара, — карой за недозволенную речь.

Он смолк, распластался на траве, обессиленный, оглушенный. Сердце стучало неуверенно, редко, каждый удар отдавался в голове болезненным толчком. И всё-таки ему стало легче. Живой, думал он. Пока живой.

Какой-то Итель заставил Богиню покуситься на ее Лоцмана? Итель? Что еще за Итель? Это что за мерзавец, с какой стати он надо мной измывается?!

Охранитель мира поднялся на колени, оперся о колесо «дракона». Врешь, Лоцмана сгубить не так-то просто.

Он стащил с головы шлем, вытер мокрое лицо, огляделся. На горизонте белел Замок — на полотне синего неба две белые палочки башен и усеченный конус внутреннего дворца — а впереди, рукой подать, подымались темные, неприступные горы. Граница мира. Лоцман с горечью усмехнулся. Хоть и раздвинувшийся, но всё же крошечный мирок, охранителя которого едва не уморил некий гнусный Итель.

Он передохнул, прислушиваясь к съежившейся под сердцем боли, и двинулся дальше. Если в этом мире вознамерились сжить Лоцмана со свету, он отсидится в другом — пока не надумает, что делать.

Спустя четверть часа он дотащился до места, куда приезжал накануне. Дыра в каменной стене была на месте, снаружи дрожало облачко мерцающих искр — точь-в-точь радушные хозяева, которые выбежали на крыльцо встречать желанного гостя. Впрочем, отступившие от Замка горы стали как будто выше, и вместе с ними поднялась дыра. Оставив мотоцикл поодаль, Лоцман приблизился. Крошечные кадры вспыхивали и гасли, не давая увидеть, не позволяя понять. Он поймал себя на том, что бездумно шепчет вычитанные в книге имена: — Стэнли, Милтон, Дау…

Он тряхнул головой; к горлу тут же подступила тошнота. Ингмар намекал, что затуманье и «Последний дарханец» суть одно. Как так может быть? Он мысленно окликнул северянина. Молчание.

Лоцман встревожился. Что там, в Замке? «Инг, дружище! Что с тобой?» Не отзывается. Лоцмана прошиб холодный пот. Уж не сгубил ли он друга своими вопросами? «Ингмар, Рафаэль! Эстелла!» Молчат, все трое. «Лусия!»

Не откликнулась. Лоцман внезапно успокоился. Скорее всего они просто-напросто не слышат: проклятый Итель отнял у него способность общаться с актерами на расстоянии. Тем хуже для мерзавца — когда придет время, это я тоже поставлю ему в счет. А сейчас, по совету мудрого Ингмара, я ухожу.

Лоцман повернулся к туннелю, прикидывая, какую лестницу сотворить — стремянку или приставную. И замер: с неба долетел знакомый звук. Рокот летящего вертолета. Кино! Да что они, Змеевы дети, рехнулись? Куда их несет в такую рань? Он бросился было к мотоциклу — и остановился, задрав голову, следя за растущей на глазах машиной. Кино летело не в Замок — оно направлялось сюда.

Что за притча? Никогда прежде кино не занималось Лоцманом, Режиссер его как будто не замечал и не общался ни разу, кроме вчерашней стычки. Что им сегодня понадобилось?

«Ингмар! — снова попробовал он докричаться. — Рафаэль!»

В ответ пришло ощущение горечи, злости и гнева.

Тысяча Змеев, чего ради сюда явилось кино?