Без права на смерть

Лоцман стоял в яме по колено, когда лопата наткнулась на твердое. Крышка гроба. С бьющимся сердцем он счистил землю и взялся за крышку, намереваясь поднять. Не тут-то было. Он и забыл, что гроб завернут в ткань. Придется вынимать из могилы. Употребив черенок лопаты как рычаг, Лоцман с неожиданной легкостью поднял длинный ящик с одного конца, ухватился и вытащил его наверх. Уж больно легок. Из чего он сделан? Или… Лоцман охнул, догадавшись. Ворочая гроб безо всякого почтения, он размотал поблескивающую в свете фары серебряную парчу и поднял крышку.

Так и есть. Ну, милые друзья, чтоб вам неладно было!

На дне лежала черная куртка — та самая, в которой охранитель мира гонял на мотоцикле и которую позабыл, когда накануне умчался исследовать туннель в другой мир. А разговоров-то было! «Лоцмана хороним, нашего бесценного Лоцмана». Тьфу ты!

Он остыл. Если вдуматься, что актерам еще оставалось? Проданный Лоцман — мертвый Лоцман, и они устроили символическое погребение. Он приготовился закрыть крышку гроба.

— Возьми куртку себе, — раздался за спиной неожиданный голос.

Лоцман вздрогнул, уронил крышку; она упала с резким стуком.

— Хозяйка!

Она стояла, держа за кольцо стеклянный фонарь, в котором светилось яркое облачко. Женщина была в длинном платье и в плаще, накинутый капюшон скрывал ее светлые волосы, на лице по-прежнему чернела полумаска.

— Хозяюшка! — Охранитель мира шагнул к ней; она отступила, подняла фонарь, точно желая защититься. — Я вернулся.

— Вижу, — прозвучал негромкий ответ. — Здравствуй. — Прохладный тон смутил его, и радость поутихла.

— Почему ты… такая? Ты меня узнаешь?

Она повела плечами, фонарь в руке покачнулся.

— Я слышала твой разговор с Ингмаром. Забери куртку — пригодится.

— Не возьму. Сделаю себе новую. — Разочарованный холодностью своей красавицы, Лоцман установил крышку, стащил гроб в яму, кинул туда же парчу и принялся забрасывать землей. Час от часу не легче: друзья не желают его признавать, поскольку принимают за другого, — но чем он не угодил Хозяйке?

Он выровнял холмик, положил на место цветы и обернулся к безмолвно наблюдавшей женщине. Фонарь покачивался в нетвердой руке. Она волнуется! Значит, вовсе не так холодна, какой хочет казаться. Лоцман забрал у нее фонарь, поставил его на землю и взял в руки странно безвольные, ледяные пальцы. Хозяйка не пыталась освободиться, однако меж ними точно выросла незримая стена.

— Что с тобой?

Женщина не ответила. В сумраке, разбавленном светом мотоциклетной фары и фонаря, лицо в полумаске выглядело жутковато.

— Я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, я вас не предал.

— Я верю, малыш. — Она вздохнула. — Но тебя продали. Мне будет больно видеть, как ты погибнешь.

— А я не собираюсь. — Лоцман возрадовался: он Хозяйке по-прежнему мил, она просто слишком тревожится и оттого ей не до нежностей.

— Кто тебя спросит? — Красавица подняла руку, которую он всё еще держал в своей, и свободным мизинцем коснулась шрама на его щеке. — Богиня сильней тебя.

— Ерунда. — Осмелев, он положил руки ей на плечи и привлек к себе. С тем же успехом можно было обнимать дерево в роще — Хозяйка не отпрянула, но осталась отчужденно-неподвижна. Он отпустил женщину, ощутив ее нарастающую неприязнь. — Коли так, объясни мне: раз Богиня меня продала, я уже не человек?

— Ты не Лоцман.

— А кто я, по-твоему?

— Никто.

Лоцман ошеломленно молчал. Женщина продолжала:

— Ты не нужен этому миру, впредь он обойдется без тебя.

— Ты тоже обойдешься без меня?

Она улыбнулась с чувством превосходства:

— Я — Хозяйка. Мне никто не нужен.

— Тебе не нужен господин Никто, — заявил он с вызовом, хотя внутри всё сжалось от боли.

— Не упрекай меня. — Поднявшись на цыпочки, она прохладными губами коснулась его подбородка. — Прощай.

Подхватив с земли фонарь, красавица растаяла в темноте. Несколько мгновений охранитель мира прислушивался, надеясь различить в пении Замка шелест ее шагов, затем обернулся к мотоциклу. Верный «дракон» легко покатился, когда Лоцман повел его к гаражу; впереди поплыл конус яркого света.

Все от него отказались, все до единого — и Ингмар, и Рафаэль, и Эстелла с Лусией. И даже Хозяйка. Он теперь, видите ли, никто. Надо же такое сказать — «никто»! Подавившись обидой, он остановился и приласкал последнего оставшегося друга: погладил «дракону» руль и седло, провел пальцами по рифленому кожуху двигателя. Затем Лоцман закатил мотоцикл в гараж, выключил фару и закрыл дверь.

Наступила полная темнота, только небо было чуть светлее земли — беззвездное, как будто затянутое тучами, — да во дворце тускло светилось одно окно.

— Доброй ночи, — шепнул охранитель мира оставленному «дракону» и сосредоточился, желая сотворить свечу. Опять ничего не вышло. Да разве получится что-нибудь путное, когда все кругом твердят, будто ты — не Лоцман, ты — никто?

«Я вам покажу „никто“, — думал он, пробираясь к себе в чернильной мгле дворцовых коридоров. — Я — Лоцман и докажу это».

…А наутро прилетело кино.